Фелисьен Марсо - Капри - остров маленький

Не отвечая, пожилой кассир положил перед ним на стол бледно-зеленый чек и лист бумаги, на котором было напечатано несколько строчек. Директор наклонился. Служащий задумчиво смотрел на него. Он походил на окурок, этот служащий. От него и пахло окурком.

— Что? — переспросил директор. — Чек, на котором имелось воспрещение платежа? И мы оплатили?

Склонив голову и глядя поверх очков, служащий подтвердил. Да, оплатили.

— Ба! — воскликнул директор. — Такое случается. Нужно только сообщить всю информацию об этом в наше управление на Капри. Нас тут не в чем упрекать.

Служащий наклонился над столом. И в таком положении он постучал три раза сложенным средним пальцем — ток, ток, ток — по листу, в том месте, где стояла дата.

— Не хотите ли вы сказать, что извещение уже пришло, когда мы оплатили чек?

Служащий наклонил голову: да.

— Мы были предупреждены?

Знак головой: да.

— Но как же тогда так получилось, что мы оплатили? Не проверили?

Пожилой служащий неторопливо покачал перед ним своим указательным пальцем. Нет, не проверили.

— Но почему? Нужно всегда проверять чеки на воспрещение платежа. Я не устаю твердить об этом. Это просто неслыханно! Кто был тогда в кассе?

Директор протянул руку к телефону. Служащий удержал его, наклонился, перевернул чек. На обратной стороне, рядом с подписями, стояла большая круглая печать. Ток, ток, ток. Служащий снова постучал три раза по бумаге согнутым средним пальцем в том месте, где стояла печать. Все так же неторопливо: ток, ток, ток. Как в дверь. У директора от этого стука всякий раз возникало ощущение, что сейчас кто-то войдет. Войдет торопливым шагом. Директор наклонился.

— Посольство? — спросил он.

И поднял голову.

— Чек предъявило посольство?

Служащий подтвердил.

— Ну, тогда все понятно, — заметил директор. — Мы даже и не подумали о том, что нужно проверять чеки посольства.

У него на лице появилось что-то, похожее на полуулыбку.

— Посольство! — повторил он.

Его лицо выражало одновременно и восхищение, и возмущение.

— Ну и ну! — воскликнул он.

Один, под огромной перевернутой чашей неба, один человек.

Круглый купол неба, круглый и пустой, по крайней мере с виду. Ни облачка. Внизу — море. А между ними — пловец, как бы отталкиваемый весом неба в море. Пловец, который медленно ведет свою борозду, опустив голову в воду и иногда выкидывая на поверхность почти всю руку. Голова его погружена в воду, и только за ухом торчит что-то похожее на карандаш.

Для гребцов, сидящих в лодках и байдарках, для пассажиров теплоходов и даже для пловцов, если они еще не слишком привычные, море — это поверхность. Или масса, да, но только масса, начинающаяся в какой — то вполне определенной точке, ограниченная в пространстве и имеющая свой предел, свою оболочку, дальше которых идет нечто темное и неведомое. Но стоит пловцу надеть одну из тех масок, которые позволяют видеть под водой и не поднимать голову, как он сразу перестает чувствовать себя застрявшим на границе закрытой страны. Ему начинает казаться, что он находится в гораздо более протяженной стихии, включающей одновременно и воздух, и воду, в некоем мире, немного более светлом вверху, немного более темном внизу, но в принципе неделимом, сделанном из одного и того же материала, обладающего одинаковой плотностью, одинаковой насыщенностью, с безднами наверху и безднами внизу, с белыми парусами наверху и голубыми лучами внизу, с тишиной наверху и тишиной внизу, но только — и тут начинаются различия — тишина внизу более глубокая, более плотная, более непроницаемая, которую ничто не тревожит и ничто не может разорвать. Чайка в небе, даже если она не кричит, нарушает тишину. А рыбы делают тишину моря еще более плотной: как самые маленькие, оливкового цвета или цвета стручкового перца, плавающие плотными стайками, так и большие, которые плавают поодиночке, зеленые с фиолетовыми полосами или черные, которые внезапно срываются с места, резко махнув хвостом. А в глубине есть еще, будто уснувшие, большие круглые лысые камни или приземистые волосатые растения, как меховые манто, упавшие в прихожей с вешалки. А на склонах скал — черные, блестящие морские ежи или камни, желтые и красные. А дальше в глубине, там, куда не проникает взгляд, — только мягкая синяя масса, плотная синяя масса, которую пронизывают тысячи искрящихся игл.

Между тем пловец достиг берега, и на плоской скале, под водой, на мгновение появилась его тень, словно тень самолета над сжатым полем. Он коснулся ногой дна, встал, выпрямился, снял маску, провел рукой по ключице.