Мишель Фейбер - Побудь в моей шкуре

Иссерли произвела в уме расчет. Даже если ехать очень медленно, у нее все равно не больше десяти минут на знакомство.

– Разумеется, – ответила она. Восхитившись про себя его шейными мышцами, словно отлитыми из стали, Иссерли приняла решение не сбрасывать его со счетов по причине возраста.

Он удовлетворенно откинулся на спинку кресла, но через пару секунд недоуменное выражение мелькнуло на его лице, похожем на давно не бритую лопату.

– Почему машина стоит на месте?

– Ремень, – напомнила ему Иссерли.

Он пристегнулся, скривившись так, словно его только что заставили три раза поклониться какому-то варварскому божеству.

– Хуже мышеловки, – пробормотал он презрительно и пару раз нервно поправил ремень. Облако пара по-прежнему окружало его со всех сторон.

– Не я же это придумала, – сказала Иссерли. – Просто не хочу, чтобы меня останавливала полиция, – вот и все.

– А, полиция, – хмыкнул он с таким видом, словно Иссерли только что призналась ему, что до смерти боится мышей или вируса коровьего бешенства. Но в его голосе при этом прозвучала отеческая снисходительность. Он пошевелил пару раз плечами, словно демонстрируя, что вполне смирился с условиями, в которые его поставили против его воли.

Иссерли улыбнулась и тронулась с места, положив руки на верхнюю часть рулевого колеса – так, чтобы пассажиру была хорошо видна ее грудь.

Ей, наверное, все время приходится за ними присматривать, чтобы не вымочить их в тарелке с супом.

Впрочем, должно же было девчонке хоть с чем-то повезти. А то очки, как два аквариума, и подбородка нет вообще. Ники, его собственная дочь, была далеко не кинозвезда, да и тем, что у нее было в наличии, она, сказать честно, тоже распоряжалась не самым лучшим образом. И все же, если бы она всерьез взялась за учебу и стала юристом, вместо того чтобы пропивать свое пособие в Эдинбурге, то могла бы ему еще на что-нибудь сгодиться. Ну, например, помочь отыскать еще пару-другую дырок в законодательстве ЕС.

Интересно, чем себе на жизнь зарабатывает эта девчонка? С руками у нее, похоже, не все в порядке. Просто жуть, что у нее с руками творится. Видать, испортила их по молодости, когда еще была слишком глупа, чтобы жаловаться, на какой-нибудь грязной работе. Кур там ощипывала. Или рыбу потрошила.

Возле моря где-то живет, это наверняка. От нее морем пахнет. И запах свежий. Может, работает на кого-то из местных рыбаков. Вот Макензи, они охотно баб на работу берут, если баба выносливая и при этом покладистая.

А эта, интересно, покладистая или нет?

Выносливая – точно. Судя по всему, прошла огонь, воду и медные трубы. Уродцев-то в рыбацких деревнях не больно жалуют. Может, она из Балинтор? Или из Хилтона? Или из Рокфилда? Нет, только не из Рокфилда – в Рокфилде он каждую собаку знает.

Сколько ей лет? Наверное, не больше восемнадцати, хотя по рукам можно все сорок дать. А водит машину так, будто по бревну через речку едет. Сидит, словно жердь проглотила. Видно, тяжело ей, бедняжке, – будь она еще на пару сантиметров ниже, точно пришлось бы подушку под попу подкладывать. Предложить ей, что ли? – да нет, куда там, глаза ведь, поди, выцарапает. У нее, наверное, поэтому и прав нет. Дорожный кодекс, статья номер три миллиона шестидесятая. Потому и легавых боится. Если поймают, ей ведь несдобровать.

Ей ведь, дурочке, и так живется не сладко. Стоит только посмотреть, как она неловко шевелит руками-ногами. И печка жарит так, что страшно. Видать, хлебнула в жизни горя. В аварию, что ли, попала? У девчушки стальные нервы, если после этого за руль не боится сесть. Да, штучка еще та.

Интересно, может ли он чем-нибудь быть ей полезен?

А она ему?

– Вы у моря живете, верно? – спросил он.

– Как вы догадались? – Иссерли была потрясена. Она ведь еще ни слова ему не сказала, решив дать возможность детально рассмотреть свое тело.

– Запах, – честно ответил он. – От вашей одежды пахнет морем. Дорнох-фирт? Морэй-фирт?

Эта проницательность настораживала. Она не ждала ничего подобного от существа, у которого на лице застыла улыбчиво-глумливая гримаса, типичная для недоумков. На рукавах его поношенного полиэстрового пиджака виднелись темные пятна от машинного масла. Бледные следы от шрамов на морщинистом лице напоминали не до конца стертые со стены надписи белой краской.

Из двух вариантов ответа Иссерли выбрала неудачный.

– Дорнох, – сказала она.

– Что-то я вас там не видел.