Алан Ислер - Принц Вест-Эндский

Заклятье? Я чуть не расхохотался. Что может знать такой Липшиц о Цели?

— Да вы скоро будете бегать как ни в чем не бывало, — сказал я.

— Не беспокойтесь, в любом случае — он ваш. Ставьте, Корнер. Это конфетка. — И тут он процитировал слова, с которыми Гамлет, стоически взирающий на смерть, обращается к Горацио незадолго до роковой дуэли: — «Готовность — это все».

Липшиц продолжал занимать авансцену.

— По правде говоря, я подумывал о том, чтобы переработать пьесу, внести кое-какие изменения: например, Эльсинор — госпиталь для ветеранов под Вашингтоном. Тогда Гамлет может быть молодым лейтенантом в инвалидном кресле, героем второй мировой войны, битвы в Арденнах. И он должен выяснить, кто убил его отца, генерала Гамлета, тоже героя, тоже раненного, но на прошлой войне, может быть во Фландрии, и тоже госпитализированного. Офелия может быть медсестрой; Клавдий — главным врачом госпиталя, братом генерала, теперь женатым на Гертруде, жене покойного, и так далее. Неплохо, да? Тут открываются широкие возможности. Даже похороны Офелии в Арлингтоне (Мемориальное военное кладбище в окрестностях Вашингтона). Естественно, местное начальство стало бы возражать, но «не будь устав преодолен столь властно, она ждала бы не в святой земле». Однако у меня пропал интерес. И виновата в этом Тоска Давидович. — Он облизнул губы. — Лилит (Лилит — злой дух в иудейской демонологии, обычно женского пола), суккуб (в средневековой мифологии женский демон, соблазняющий мужчин.).

К счастью, в эту минуту вошел доктор Коминс с Манди Датнер.

— Извините за вторжение, джентльмены, но прежде чем мы уложим его бай-бай, мисс Датнер хочет проверить мышечный тонус пациента. — Он подмигнул и оскалил зубы. — Я здесь затем, чтобы защитить ее в случае, если тонус окажется чересчур хорошим.

Она улыбнулась и вздернула левую бровь. На меня это по-прежнему действует сокрушительно, дезориентируюше. Время и место вмиг испарились. Отброшенный на шестьдесят лет назад, в Цюрих, я снова стоял, трепеща под презрительным взглядом Магды. Только встревоженное восклицание Манди («Мистер Корнер, что с вами?») вернуло меня в «Эмму Лазарус». Она затаилась во мне, моя Магда, как бацилла в крови.

А Липшиц только закрыл глаза и снова начал щипать одеяло.

— На злачных пажитях, — сказал он.

Моя постановка, я убежден, должна основываться на «Гамлете» Синсхаймера. И это не просто дань уважения. Синсхаймер знал, что он делает. Подлинный текст будет восстановлен; никаких глупостей с похоронами Офелии в Минеоле. Если Тоска Давидович не желает даже в спектакле быть похороненной по христианскому обряду, удерживать ее не станут. В этом пункте я непреклонен, хотя порой мне кажется, что она могла бы выступить с блеском. В любом случае некоторое перераспределение ролей неизбежно. Гамбургер — готовый Горацио, друг, хранящий верность при всех невзгодах. Мысль Витковера насчет музыкального сопровождения тоже стоит иметь в виду. Но конечно, я хочу оставить и свой отпечаток на «Гамлете», и в этом отношении опыт, приобретенный мною в других ролях, может оказаться полезным. Я понял, например, функцию призрака как фигуры, контрастной Клавдию: «Взгляните, вот портрет, и вот другой, искусные подобия двух братьев». И я намерен придать должный вес роли могильщика, чье философское значение я, так сказать, раскопал. А что же с самим Гамлетом, который предлагает нам исторгнуть сердце его тайны? Нет, я не отступился от убеждения, что могильщик именно это и делает. Но то, что он и принц узнают друг о друге, известно лишь им двоим. «Я, Гамлет Датчанин» — но что такое «Я»? Загадка остается.

Очень соблазнительным мне представляется вывод, что в сердце тайны нет. Гамлет показывает нам лишь оболочку, поразительную непрозрачную поверхность. А если внутри — пустота, ничто? С каким усердием маскирует Гамлет свою внутреннюю суть! А как распознать эту суть, если нам недоступны внешние признаки? Если внутреннее никак не выявлено — почему бы нам не счесть, что там ничего нет? Вспоминаю, однако, образ, которым охарактеризовал себя: пещера, где мечется летучая мышь с перебитым крылом. Принять такую трактовку принца — значит самодовольно, слишком самодовольно, превратить его в себя, сделать обратное тому, чего требует актерское искусство.

Вдохновение часто приходит из неожиданных источников. Важно только всегда быть начеку. Так, оскорбительное высказывание Липшица о своих родителях натолкнуло меня на мысль. Вот какую: король Гамлет был рогоносцем