Жан Жубер - Человек среди песков

— Вот как.

Чтобы отвлечь его, я пытаюсь говорить с ним о Калляже, но на этот раз он меня почти не слушает.

Наконец-то аэродром — небольшая высохшая равнина, кое-где купы низкорослых сосен, розовые черепичные крыши ферм, вдали по дороге катится дребезжащая повозка, и кажется, что она того и гляди выедет на взлетную полосу, уже заросшую сорными травами.

Самолет, конечно, опаздывает, жара стоит страшная, и в небольшом зале ожидания мы чувствуем себя, как рыбы в аквариуме, которым не хватает кислорода.

Наконец самолет, слегка подпрыгивая, приземляется. Мы приближаемся к трапу. Из самолета выходит группка людей, солнце ослепляет их.

— Вот они! — восклицает Дюрбен.

Тоненькая женщина в красном костюме держит за руку девочку, тоже в красном платьице. Темные очки, на волосах легкий шарф — точно принцесса из кинофильма — и уверенная походка наших аристократов, выработанная долгими годами игры в теннис и танцами. Удивительно, как много можно прочитать на лице человека, идущего вам навстречу и не знающего, что за ним наблюдают, когда он еще не успел надеть на лицо защитную маску.

Мне кажется, за те несколько мгновений, что она шла к террасе аэровокзала, я угадал все. Затем она заметила Дюрбена, который поднял руку. На губах ее появилась улыбка, показавшаяся мне лишь приличествовавшей случаю. Девочка же принялась от радости прыгать, косички ее затряслись. Но мать, сжав ее руку, должно быть, одернула ее, потому что она снова зашагала степенно.

Элизабет, безусловно, была очень хороша: удивительная гармония черт, чуть туманный светло-голубой взгляд, загадочная улыбка. Лицо с портрета Леонардо. В ней сочеталась нежная прелесть святой Анны с горделивостью красавицы с фероньеркой. Но она принадлежала к числу тех женщин, красота которых вызывает во мне тревогу, поскольку я понимаю, что красота эта поверхностна, она словно завеса, за которой притаилась тьма, и это самая опасная ловушка. Зато меня пленили живой взгляд и вздернутый нос Софи. В ней я не чувствовал скрытых потемок. Она сделала в мою сторону небольшой реверанс и, взглянув на солнце, состроила гримаску.

По дороге к Калляжу, пока Элизабет сообщала Дюрбену последние новости столичной жизни, бросая изредка рассеянный взгляд на окрестности, Софи, как я заметил, наоборот, смотрела на все вокруг с тем же страстным интересом, как некогда и я. Я стал рассказывать ей о болотном крае, отметив про себя, что мне известно о нем не больше того, что я прочитал в книгах. Ей же хотелось знать буквально обо всем: о жителях, растениях, животных. Особенно о животных.

— Вы там часто бываете?

— Ни разу еще не бывал.

— Ни разу?

— Все не хватало времени…

— Как жаль!

Она покачала головкой. Потом она увидела в лагунах цапель, что вызвало у нее бурный восторг.

Когда мы прибыли в Калляж, она долго рассматривала строящуюся пирамиду, но не произнесла ни слова.

Софи зевала, как котенок. Она сидела на подушке у окна и была поглощена чтением книги, лежавшей у нее на коленях, не замечая ни шума наших голосов, ни звона стаканов. Краем глаза я наблюдал за ней. Я всегда сожалел позднее, что у меня не было детей. Она то морщила брови, то улыбалась, то почесывала носик, потом вдруг зевнула, показав ровные белые зубки, розовый язычок и даже часть нёба. Она с самого начала показалась мне красивой, но в этом прелестном ребенке лишь смутно угадывался близкий расцвет девичьей прелести. Больше всего мне, пожалуй, понравилось, как она зевает. Надо было обладать удивительной естественностью, чтобы вести себя так непринужденно и вместе с тем так пленительно в этой комнате, которую лишь с большой натяжкой можно было назвать гостиной. Это меня ободрило: светскость, напугавшая меня в ту минуту, когда она сделала реверанс на аэродроме, явно была лишь внешней лакировкой. И она уже дала трещины.

Я был, конечно, не единственным, кто это заметил, так как Элизабет сказала:

— Софи, я полагаю, тебе пора ложиться.

— Хорошо, — ответила Софи, не поднимая глаз от книги, в которую она снова погрузилась. И при этом не двинулась с места, очевидно давно отработав тактику проволочек. «Я полагаю» означало лишь первое предупреждение, с которым вовсе не обязательно было считаться.

Я подошел к Софи.

— Что ты читаешь?

Она подняла на меня удивительные сине-лавандовые глаза.

— «Злоключения Присциллы Муравьед». Вы читали?

Мне пришлось признаться в своем невежестве.

— Ой! — сказала она. — Как жаль!