Жан Жубер - Человек среди песков

И он уже снова в джипе и мчится куда-то в солнечных лучах.

И тут я подумал о том, что со времени прибытия в Калляж я вроде бы еще ни разу не встречался с Дюрбеном вне работы. Какой-то рок вмешивается порой в отношения двух людей, хотя, казалось бы, все должно было складываться иначе. Или скорее какая-то натянутость, которую не так-то легко сгладить. Но событие, происшедшее этим утром, некоторым образом сблизило нас.

Окно выходит на террасу. Между двумя дюнами волнуется черно-лиловое море, над которым встает полная луна. Дюрбен нервно меряет шагами комнату, но лицо его спокойно.

— Я просмотрел план застройки, — говорит он, — внести изменения сравнительно легко. Я говорил об этом с Гуру, но он склонен не останавливать работ. Он не из тех, кто станет менять планы из-за такой мелочи. Дай ему власть, он сровнял бы это захоронение с землей. Он говорит, что живые, чтобы жить, должны предать мертвых забвению. Что, кстати, довольно верно. Но это не так-то просто.

— Да, это модная теория: культ настоящего, культ прогресса. Именно она лежала в основе того, чему нас учили в институте.

— Послушайте, Марк, — вы мне позволите называть вас просто по имени? — главное для меня и для всех нас — построить этот город. Мне слишком все это дорого, — и он рукой указал на ту часть стройки, которая виднелась между деревьями, — чтобы увязать во всяких абстрактных проблемах. Но на этот раз речь идет о проблеме конкретной. И тут я не поступлю, как Гуру. Я изменю свои планы — я уважаю мертвых и не хочу нарушать их покоя. Я считаю, что не может быть цемента крепче того, что спаивает живых и мертвых.

— Конечно, это большая сила.

— Гуру, однако, располагает другой, более эффектной силой, поскольку она на поверхности и, следовательно, действие ее распространяется быстрее и шире.

— А как насчет глубины?

— Ну кто в наши дни думает о глубине? — И он устало махнул рукой. — Вот мы и ввязались в эти абстрактные рассуждения, которые я не слишком-то люблю! Впрочем, по моей вине. Главное, повторяю, — построить город, и хорошо построить. Итак, мы сохраним эту могилу. Мы воздвигнем над ней церковь, фасадом обращенную к морю. Мне так хочется.

До сих пор о церкви, как мне кажется, не было и речи, но я не стал говорить об этом.

— Желаете ли вы, чтобы я завтра направил в министерство сообщение о нашем открытии?

— Сообщение? Никакого сообщения мы делать не будем!

Я удивленно посмотрел на него.

— Я велю положить камни на прежнее место и снова замуровать вход. И останется только вот это. — Он вынул из кармана зеленый камешек и покатал его на ладони. — Да, я действительно рад, что это женщина. Мы будем единственные, кто ее видел.

Я почувствовал по его дрогнувшему голосу, что он, вероятно, жалеет, что он не единственный, кто побывал в склепе.

— Вы не боитесь, что кто-нибудь разболтает об этом? — спросил я.

— Будь что будет! Рискнем.

В рассуждениях Дюрбена была какая-то непоследовательность, я не мог понять, почему он отказывается сообщить о находке, которую явно не собирался уничтожать. Не было ли это проявлением как раз тех странностей, даже некоторого безумия, которое ему нередко приписывали? Я с возродившимся интересом взглянул на этого человека, так трезво решавшего многие вопросы, но внезапно по какой-то таинственной причине отступившего, как мне казалось, от своих правил.

Но он уже переменил тему разговора.

— Вам здесь нравится? А работа? Квартира? Все идет хорошо, не так ли?

Мы стали беседовать о финансовой стороне дел, о поддержке, которую оказывали нам в министерствах, он говорил, что некоторые связи по-настоящему прочны, иные же — словно сухие ветки: отпадут при первом же ударе. Он назвал мне имена, вызвавшие у меня удивление, и рассеял кое-какие мои иллюзии. У него было столько же врагов, сколько и друзей, но в настоящее время весы склонялись в его пользу, и он явно намеревался удержать их в таком положении.

— Я знаю, чего хочу, — говорил он.

Когда около полуночи я выходил от него, в сосновой роще кричала сова, а вдали на болотах мне послышался какой-то вой.

— Спасибо, что зашли, — сказал он на прощание. — Спокойной ночи. Как-нибудь потом я расскажу вам, что значит для меня Калляж…

А когда я пожимал ему руку, он добавил:

— Скоро сюда приедут мои жена и дочь. Я получил утром письмо. Какое впечатление произведет на них Калляж? Как бы мне хотелось, чтобы им здесь понравилось, чтоб они поняли…

Прежде чем войти в свой коттедж, я обернулся и увидел, что он стоит один на террасе, облитый лунным светом, и смотрит на море.