Борис Васильев - Картежник и бретер, игрок и дуэлянт. Утоли моя печали

– Государь показался мне очень усталым, – рассказывал Николай. – Какая-то нездоровая, почти землистая бледность просвечивала даже сквозь его рыжеватую бородку.

– В государственную лямку с разбега впрягся, а Россия – баржа тяжелая, – усмехнулся Роман Трифонович.

И это замечание почему-то не понравилось Наде, но и здесь она промолчала.

А на следующее утро решила все же выйти из дома. Уж очень заманчиво светило солнышко после затяжных холодных дождей.

– Погуляем у Патриарших прудов, – сказала она Феничке. – Там, слава Богу, народу поменьше.

«Туда Ваничка дорожки не знает!..» – догадалась Феничка.

Патриаршьи пруды находились совсем рядом со Страстной площадью, но там и вправду было тихо. Грелись на солнышке отставные полковники, пожилые матроны торжественно восседали в тени вместе с приживалками, няни прогуливали детишек. Девушки немного погуляли по аллеям, а затем, выбрав уединенную скамейку на берегу, чинно уселись рядышком.

– Тихо-то как, – вздохнула не умеющая долго молчать Феничка. – Будто за сто верст…

– Ну и очень хорошо.

– Скучно, барышня, – помолчав, вновь начала неугомонная горничная. – Может, мне на Тверскую сбегать, а вы пока почитаете? Книжку вашу я захватила. Вы не беспокойтесь, вон городовой стоит. Я его предупрежу, чтоб поглядывал.

Она говорила с определенной целью и готовилась убеждать свою барышню, чтобы та разрешила ей недолгую отлучку. Но, к ее удивлению, Наденька согласилась тотчас же:

– Ступай, Феничка. Я почитаю пока.

Феничка сорвалась с места тут же. По дороге не забыла подойти к городовому, что-то строго – даже пальчиком погрозила – наказать ему, после чего умчалась. А городовой развернулся к Наде лицом и замер, как изваяние.

Надя раскрыла книжку, но смотрела мимо страниц. Она сразу же поняла, куда так настойчиво рвется ее горничная, и сейчас думала, удастся ли Феничке найти возмутительно дерзкого господина Каляева и что именно Феничка ему скажет.

– Здравствуйте, барышня.

Наденька вздрогнула, подняла голову. Перед нею стояла немолодая нянька, в заметно поношенном платье и темном платочке, с детской коляской.

– Грапа?..

– Теперь обратно Аграфена, – грустно улыбнулась ее прежняя горничная. – Теперь я не у господ служу, а поденно чиновничье дитя прогуливаю. По два часа, кроме воскресений. Уж и не поверите даже, до чего же я рада, что вижу вас.

– Садись, садись рядышком, Гра… Малыш спит?

– Спит. Хорошее дите, тихое. – Грапа осторожно присела на скамью. – Вы-то как, барышня? Не хвораете?

– Нет, нет. Грапа, милая… Ничего, что я так называю? Так привычнее. – Наденька решительно глянула в глаза. – Я очень виновата перед тобой, ты уж прости меня.

– Ни в чем вы не виноваты, барышня, – вздохнула нянька. – Яблочко само наливается, своими соками. Само и вкус свой попробовать должно.

– Дядя Роман из-за меня тогда тебя выгнал.

– Не держу я на него сердца, вот-те крест, барышня, – очень серьезно сказала Грапа и перекрестилась. – Верно он поступил, как настоящий хозяин поступил, и я на него не в обиде. Ну, сами посудите, можно ли врунью-прислугу держать? Это что ж за хозяйство будет, коли слуги господ обманывать начнут? Порушится все. Нет, большой хозяин за всех смотреть должен, барышня. И мыслить за всех.

– Но ведь я же тебе солгать тогда велела, я, – сокрушенно вздохнула Наденька.

– Кабы велели, так еще неизвестно, что было бы, – ласково улыбнулась горничная. – Нет, барышня, вы не велели, вы попросили меня. Двадцать лет я в услужении, и за двадцать этих годов только вы одна меня попросили. Будто просто старшую…

– Грапа!..

Наденька, расплакавшись вдруг и, казалось бы, ни с того ни с сего, упала на грудь своей бывшей горничной.

– Ну, успокойся, успокойся, девочка. – Грапа осторожно гладила Надю по голове, сдвинув шляпку куда-то на сторону. – Ну, кто ж знал, что так оно все обернется? Молодая брага всегда из кадушки лезет. Как Феничка-то твоя? Добро ли тебя обихаживает?

– И про Феничку знаешь? – улыбнулась Наденька, подняв зареванное лицо.

– Слезки-то вытрите, барышня, на нас вон городовой смотрит. А про вас я все знаю, мне Евстафий Селиверстович всегда все рассказывает, встречаемся мы с ним.

– Я дядю упрошу, Грапа…

– А вот этого делать нельзя ни в коем разе, – строго сказала нянька. – Хозяин правильно поступил, а правильные слова обратно не берут.

– Он добрый. Он все поймет.

– Хозяин не только добрым быть должен, но обязательно даже строгим. Иначе какой же с того прок, что он хозяин? У такого и разворуют все, и слуги от рук отобьются. Вы об этом и не думайте вовсе, тут все по совести Романом Трифоновичем сделано. Вы лучше про жениха своего расскажите.