Борис Васильев - Глухомань. Отрицание отрицания

Когда появлялась в Женском клубе, тут же начинались занятия с хором, репетиции скетчей силами любителей, тренировки девочек в художественной гимнастике с обручами и лентами. Испуганные ее появлением дивизионные дамы тут же забывали все сплетни, и изо всех сил помогали своей командирше.

— Раз, два, три!.. Выше коленки, девочки!… Начали…

А потом Наталья дома вдруг объявила мужу, что уезжает на несколько дней в Москву по срочному делу. Николаев никогда не вмешивался в бурную деятельность любимой женщины, а потому предложил оформить официальную командировку. Однако Наталья отказалась, сославшись на то, что ее отъезд не связан ни с какими надобностями дивизии. И уехала. А вернулась подлинным триумфатором, привезя с собой не только разрешение на установку в военном городке радиоточки, но и радиста с полным оборудованием.

И вскоре линию радиопередачи протянули, установили аж два репродуктора, и жизнь стала громкой, звонкой и четко регулируемой. Трансляция начиналась в семь утра и без перерыва шла до десяти вечера. По ней транслировали не только столичную радиостанцию имени Коминтерна, но и местные новости, если они того заслуживали. Только все заслуги эти определялись письменным распоряжением Натальи.

А вот дома она была иной, но об этом никто не должен был знать. Очень любила сына, постоянно возилась с ним, играла, рассказывала сказки, читала ему стихи. С удовольствием варила вкусные борщи и не очень вкусные обеды, поскольку у нее всегда что-нибудь подгорало.

Семья была мирной. Комдив Владимир Николаев никогда не позволял себе делать жене замечания даже за пережаренные котлеты, а Наталья не просто любила, но и уважала своего мужа.

Впрочем, это не мешало ей порою вдруг срываться, выплескивая мужу в лицо все скопившееся раздражение. Этим странным способом она боролась с той непозволительной ее идеалу командира дивизии слабостью, которую подозревала в нем.

— Извини, но ты непозволительно интеллигентен для красного командира и коммуниста!

— Непозволительно интеллигентным быть невозможно, Наташенька. Можно быть только непозволительно неинтеллигентным.

— Нельзя выделяться из общей массы, Владимир. В большинстве это — вчерашние крестьяне, они умеют таить обиды, и когда-нибудь ты почувствуешь тяжесть этих обид!

— Предлагаешь мне изображать не интеллигента? Сквернословить, пить водку стаканами, не пропускать ни одной женщины, не обсудив ее стати вслух, и орать на всех, кто ниже тебя по званию?

— Это отлично делает Александр. Поучись.

— Александра нет. Есть бывший унтер Иван Колосов.

— Знаешь, чего я боюсь? — вдруг тихо сказала Наталья. — Я боюсь, что всему этому мужицкому большинству скоро надоест вся русская интеллигенция разом. И гражданская, и военная. И тогда начнут стричь всех под одну гребенку. А при этом способе стрижки срезают все колоски, которые привыкли высовываться от роду своего.

— Это не причина, чтобы перестать быть колоском.

Затрещал телефон. Николаев взял трубку.

— Комдив. Слушаю вас… — помолчал. — Есть.

Передал трубку Наталье.

— Наталья Николаева…

— Товарищ Наташа? — в трубке зарокотал баритон. — Вы проводили операцию по ликвидации в Оскольском уезде?

— Так точно.

— Срочно выезжайте в Оскол. В местном Управлении НКВД получите дальнейшие указания. Желаю успеха.

И трубка загудела частыми гудками. Наталья положила ее не рычаг, растерянно глянула на мужа.

— Кажется, там что-то стряслось, — растерянно сказала она. — Я срочно выезжаю в Оскол.

С прибытием в Оскол поезд запоздал, почему Наталья пошла сразу в гостиницу, где и сняла номер. Однако чувство дисциплины было в ней заложено с детства, и она решила известить канцелярию указанного ей учреждения, что прибыла с опозданием, но завтра придет к началу рабочего дня. Позвонив от администратора — в номере телефона не было — Наталья неспешно занялась разбором своего багажа, когда неожиданно постучали в дверь.

— Прошу! — крикнула она.

И вошел Павел.

— Господи, — вздохнула Наталья. — Опять — ты.

Обняла, поцеловала, отстранилась неожиданно. И без улыбки посмотрела прямо в глаза

— Признайся, ты меня вызвал?

— Я, — Павел улыбнулся. — Соскучился.

— Где отец?

— Он числится за Москвой.

— Но он жив?

Павел пожал плечами.

— Выясню.

— А мама умерла, — вздохнула Наталья. — Они с отцом были единым целым. Теперь такой любви уже нет.

— Давай к делу, сестра, — сказал Павел. — Ты отвечала за коллективизацию в этой округе? Ты. А тебе известно, что в селе Семеновка два колхоза?