Борис Васильев - Глухомань. Отрицание отрицания

— Знаете, Илья Иванович, под давлением корзины, которую я вез на голове четыре часа, я стал неверно оценивать обстановку. — неожиданно сказал генерал. — Я допустил ошибку, признав, что большинство народа имеет неоспоримое право устанавливать свои законы. Это глубочайшее заблуждение, а заблуждение в законах способно породить только произвол. Только произвол!

— Поехали, поехали, — вдруг торопливо забормотал бывший присяжный поверенный, поспешно задергав вожжами. — Вы абсолютно правы, только запамятовали, что в таких обстоятельствах вырастают уши и языки. Слово и дело, дорогой Николай Николаевич. Слово и Дело возродилось на Руси!..

И погнал свою лошаденку, уже не оглядываясь и тем паче не разговаривая. И пассажиры его уныло примолкли.

Так в молчании и достигли собственного дома. Илья Иванович помог сгрузить немногочисленные пожитки, пожал генералу руку, поцеловал в щечку Настеньку, аккуратно приложился губами к руке Ольги Константиновны и отбыл. А они стояли и махали руками, пока бывший присяжный поверенный, а ныне член «Союзизвоза» не скрылся за ближайшим поворотом.

— Времена… — вздохнул генерал.

Куда более деятельная Ольга Константиновна поднялась на крыльцо, поискала звонок, не обнаружила его и постучала в дверь. Стучала долго и упорно, потому что за дверью кто-то двигался, но никто не торопился ее открывать. Наконец, открыли, и на пороге появилась внушительная фигура Антонины Кирилловны. Руки в боки, как говорится, в боки. И сказала:

— Здрасте.

Неожиданность подействовала на Ольгу Константиновну куда в большей степени, чем на остальную семью, потому что она растерянно повторила:

— Здрасте.

Это была новая, привнесенная победившим пролетариатом, форма приветствия, но на нее обратила внимание только Ольга Константиновна. Да и то не до конца, что ли, потому что ее супруг ответил в том же духе, но куда более радостно:

— Здрасьте, уважаемая Антонина Кирилловна!

Но Антонина Кирилловна уже собралась, поскольку уже давно отучилась чему бы то ни было удивляться. И прежде всего это отразилось в глазах, которые стали вдруг похожи на малокалиберную винтовку. Ольга Кирилловна это сразу приметила, но ее супруг таких мелочей вообще не воспринимал.

— Вот принимайте постояльцев на постоянное место жительства!

— Каких таких постояльцев? Дом реквизирован согласно распоряжению Советской власти для Коммуны социалистического быта. А вы давно выписаны, и никаких гвоздей, как говорится.

— Как же так, Антонина Кирилловна? — растерянно заговорил Николай Николаевич. — Вы же у нас служили, и вдруг…

— Я ни у каких генеральш не служила! — с надутым гневом сказала Антонина Кирилловна. — Я — старшая по дому, а значит, совслужащая. А вы идите лучше в милицию, пока вас не арестовали, как бывших.

И со стуком захлопнула входную дверь.

— Куда же нам теперь? — испуганно спросила Ольга Константиновна, растерявшаяся едва ли не впервые в жизни.

— В милицию! — гаркнул, как под Мукденом генерал. — Без промедления! Адрес указан точно!

Настенька заплакала, но Николая Николаевича это не остановило, и он уже подхватил вещи.

— Я лучше к землякам попрошусь, — робко сказала горничная.

— Отлично! Одной корзиной будет меньше.

Горничная поспешно подхватила свою корзину и ушла.

— Друг мой, но зачем же самим — в милицию?

— У тебя есть земляки? — спросил Николай Николаевич. — У меня тоже нет. Значит, наше место — в милиции.

И зашагал прямо по улице навстречу движению.

— Зачем же — по улице? — обеспокоено спросила супруга, старательно семеня рядом.

— Скорее посадят!

Никто их не посадил, и они дошли-таки до милиции. Тут генерал сгрузил вещи и сказал:

— Ждать.

И вошел в милицию. За столом сидел молоденький милиционер с какими-то шевронами на рукаве. Увидев вошедшего в военной форме без погон, он сразу же встал.

— Слушаю вас.

— Прошу немедленно посадить меня вместе с семьей в тюрьму, как бывшего генерала.

— Почему? — растерялся милиционер.

— Для пропитания и крыши над головой.

— Ваша фамилия…

— Вересковский. Николай Николаевич…

— А!.. — милиционер с облегчением улыбнулся. — Это — не к нам. Это — в Управление. От входа налево и еще — квартал.

— От входа налево, и еще один квартал свободы! — Объявил Николай Николаевич, появившись на улице. — Прошу всех оставаться на месте, за вами придут.

И пошел согласно милицейскому приказу. А семья осталась на месте в полном недоумении.