Борис Васильев - Глухомань. Отрицание отрицания

Какое это великое счастье — иметь про запас маму!..

— … вам надо успокоиться. Я дам легкое снотворное…

Опять — голос доктора. Почему он такой знакомый, почему?.. И опять — ее внутренний ответ с плотно зажмуренными глазами: нет, нет, нет! Я — сама. Сама обязана справиться с собою. Сама…

Но снотворное ей все же дали, и Танечка впервые за много дней уснула крепким сном без сновидений. А перед тем, как проснуться, увидела вдруг козу. С рожками и бородкой, но не задиру, а очень приветливую. Тогда окончательно проснулась, села на кровати и громко спросила неизвестно кого:

— Где я?

И вдруг услышала мамин голос. Как в яви:

— Ты на перепутье, доченька. Возьми веник и грабли. Подмети дорожки к дому и очисти сад от сухих веток и старой листвы. И все отсеется. Все второстепенное отсеивает труд. Не ради искупления грехов, а ради их анализа и решения.

Это был мамин совет, Таня в нем не сомневалась. И поэтому, как только появился доктор, сказала ему, что очень хочет работать. Подметать коридор, мыть полы, поливать цветы.

— Прекрасное решение! — просиял доктор. — Поздравляю, вы на верном пути к выздоровлению.

Так Татьяна стала уборщицей психиатрической лечебницы, все палаты которой всегда закрывались на ключ. Она старалась, ценя не только свою весьма относительную свободу, но и доверие почему-то такого знакомого лечащего врача. И доктор Трутнев, свято уверовавший в теорию, что труд всегда ведет к облагораживанию характера и смягчению импульсов внезапного раздражения, исступления или приступа безадресной злобы, никак не мог понять, почему в его лечебницу попала именно Танечка Вересковская. Ему не передали историю болезни гражданки Сукожниковой, а потому он и не знал, что такого документа попросту не существует в природе.

А запрашивать не решался. Гражданка Татьяна Сукожникова поступила по прямому распоряжению Чека, а это учреждение уже успело внушить такой страх размахом бессудных расстрелов, что Петр Павлович сдерживал свое профессиональное любопытство. Но к больной, адресованной прямиком ОТТУДА, относился с особым вниманием. Хотя никому не говорил, что знает ее с раннего детства.

Однако проверить ее не мешало, чекисты могли и завербовать Танечку на свою службу. Россия вступила на глухую трясину доносов, клеветы, шепотков да намеков, и все стремились хоть как-то нащупать первый шажок в старой детской игре «веришь — не веришь», ставшей вдруг образом самой жизни. А большевистская власть подкрепила это неизвестным доселе категорическим императивом «доверяй, но проверяй».

И Петр Павлович попросил Татьяну убрать его кабинет, не трогая при этом его рабочего стола. Нет, он за ней не подсматривал. Он просто расположил на столе бумажки, запомнив их места и последовательность листочков. А Таня не только с особым старанием убрала его кабинет, но и уборную, наведя в ней доселе невиданную чистоту. И все бумажки оказались на своих местах, доктор окончательно в нее уверовал, а Татьяна запомнила, что в уборной есть окно, выходящее за ограждение больницы.

Обрадованный проверкой доктор наградил Таню синим санитарным халатом, чтобы при работе она не истрепала свой, больничный, темно коричневого цвета. И поручил ей через день убирать в кабинете, для чего он будет выдавать ей ключ из рук в руки.

И Татьяна продолжала старательно работать. Мама оказалась права и на этот раз. Горечь и непонимание собственной вины куда-то отходили, и на их место постепенно приходила вполне осознанная мысль, как убежать из этого сумасшедшего дома. Никакого импульсивного решения здесь не могло быть, и Таня трезво, тщательно и неторопливо взвешивала все возможности побега.

Но все решилось внезапно, в один день. Татьяна убирала коридор, когда в него неожиданно вошли трое мужчин. В кожаных куртках и фуражках, подпоясанные ремнем с непременными маузерами на длинном ремешке. Они не обратили внимания на уборщицу в служебном халате, а она — обратила. Это было Чека. И мотор глухо урчал где-то за окном…

И все вдруг вспомнилось. Все. И доктор Трутнев Петр Павлович, и муж Леонтий Сукожников, и расстрел, и…

Нет, дальше вспоминать нельзя. Ни в коем случае. Ни одного шагу в прошлое, ни одного…

А кожаные гости прошагали прямо в кабинет доктора Трутнева. Разговора там, видимо, никакого не было, потому что он вышел в сопровождении кожаных людей, поспешно натягивая пиджак прямо на медицинский халат. И вся четверка прошла мимо, к входной двери, не обратив внимания на Татьяну.