Борис Васильев - Глухомань. Отрицание отрицания

Вскоре остановили окриком;

— Стой! Кто такая?

— Милосердная сестра.

— А тут чего?

— Стреляют, — кратко пояснила Аничка.

— Да то ж с госпиталя, — сказал второй. — Процедуры ставит. Давай, сестричка, давай отсюдова.

Анечка не стала спорить. Она сделала главное: отвлекла солдат запасного полка, выиграла время для офицеров, и ей самой надо было уходить.

Это выигранное время позволило Александру перебраться на северный берег Днепра. Едва спрыгнув на заваленный хламом песок, штабс-капитан сразу же постарался спрятаться в куче каких-то нетесаных досок. Требовалось оглядеться, понять шумы, сообразить, где оказался, а уж потом прокладывать наиболее укрытый путь к госпиталям и стоявшем на отшибе дому Анечки. Там отлежаться, пока не утихнут поиски, и во что бы то ни стало пробраться на юг.

Недвижимо лежа под полусгнившими досками, штабс-капитан Вересковский старался понять, где же он оказался. То, что он — на Покровке, было понятно, но как с этого захламленного пустого берега добраться до госпиталей, следовало тщательно продумать.

Итак, это — восточная часть Покровской горы. Кто здесь живет? Кто?.. Анечка что-то говорила, но — что? Что?.. Поляки? Нет, польские улицы — южнее Собора. Литовцы? Тоже нет, они в южном углу. Татары?.. Может быть, они оседали под Крепостью. Татары не станут вмешиваться, будут держаться нейтрально. Они не станут участвовать в чисто российских играх, их не касается ни отрицание прошлого, ни возникновение порочного круга неумолимой диалектики.

Не будут?.. Слишком категоричное заключение. Скажем так: они не должны влезать в наши дела. Стало быть, готовность номер один, штабс-капитан Вересковский.

Осторожно выбравшись из-под досок, Александр долго прислушивался, хотя унылый октябрьский дождь глотал все звуки. Не уловив ни шагов, ни учащенного дыхания, ни тем паче топота сапог, он бесшумно двинулся от берега, не забывая перед каждым шагом носком сапога притаптывать собственный след.

Он миновал прибрежный песок, оставлявший следы. Здесь росла трава, а дождь не прекращался, и штабс-капитан испытал некое облегчение. Капли размоют следы, противник потеряет его направление. Оглянулся, пытаясь сквозь дождливую сетку разглядеть, куда следует уносить ноги от опасного берега, ничего толком не увидел, шагнул…

— Стой! Стрелять буду!..

Александр, падая, выстрелил на оклик, дважды перекатился по мокрой траве и замер.

— Куда пальнул? — спросил другой, басовитый голос.

— Да вроде стоял кто-то.

— Показалось.

— А выстрел?

— А сколько их? А нас двое. А им с земли мы — как на ладошке. Тут связываться — себе дороже.

Вересковский разглядел две фигуры в сплошной смути ночного дождя. И почему-то подумал, что устав пока действует. Вот когда без оклика стрелять начнут, тогда…

Он не додумал, что тогда будет, потому что фигуры окончательно растворились в моросящей мгле. Пора было уходить самому, и уходить кружным путем, отрываясь от реки подальше.

Ноги сами несли его через татарскую слободу. Он убедил себя, что они не полезут в русский бунт, не задержат, не станут стрелять из-за угла, а потому есть крохотная надежда, что он где-либо отлежится. Отлежится, переднюет, сориентируется, а там решит, как пробираться на юг. В крайнем случае, вернется в Офицерский резерв, а там видно будет. Может быть, придется на время спрятаться у Голубковых.

Одного не учел опытный окопный офицер. И ведь отметил это, но — не продумал. Устав еще действовал, а потому те двое патрульных солдат и при первой возможности доложили по команде. Встретили, мол, группу, оказавшую вооруженное сопротивление.

И потому на подходе к замершей татарской слободке, где даже собак в домах попрятали, чтоб не лаяли зазря, капитан был вновь предупрежден уставным окликом:

— Стой! Стрелять будем!..

Обещающий глагол обещал множество. Это капитан сообразил мигом и тут же нырнул в сенную одурь какого-то сарая. Сено, перевязанное шпагатом в тяжелые параллелепипеды, лежало по обе стороны прохода. Прятаться здесь было неразумно, утрамбованную упаковку сена одному с места не сдвинуть, и штабс-капитан тут же перебрался на левую сторону, ногой вышиб доску, увидел перед собою стену другого сарая, перепрыгнул, выломал доску дулом нагана и скрылся во втором сарае, который оказался нормальным сеновалом с узким, усыпанным сенной трухой проходом в центре. За ним шел третий такой же, четвертый — целая цепь сеновалов, которые, правда, неизвестно, куда именно вели. Сзади орали, стреляли, бегали, топали, но Александр вовремя сообразил, что где-то придется поглубже зарыться в сене.