- А будет оркестр-то?
- Обещали.
- Это хорошо, это по-человечески… - Еленка походила вдоль борта, удивилась. - А люди хоть бы что. Работают.
- Да. - Сергей вздохнул. - А у нас - простои.
- Как ты можешь так…
- Только без слез, - поморщился Сергей. - Сама же заметила, что люди работают. А мы что, не люди?
- Не знаю, кто мы, - помолчав, сказала Еленка. - Когда ты такое говоришь, то мне кажется: нет, не люди.
Где-то вдали пропела труба, грохнул барабан. Еленка замолчала, подавшись вперед, вслушиваясь. Сергей прошел в рубку, завел двигатель, высунулся:
- Отдай чалку!…
"Семнадцатый", мелко подрагивая, пошел к пассажирской пристани…
Скорбное шествие медленно приближалось. Играл оркестр, но звуки его то и дело перекрывались исступленными женскими криками.
Впереди два мальчика несли крышку. Крышка была тяжелой, Вовка положил ее на плечи и шел вслепую, нащупывая ногами дорогу. Он не заметил поворота к пристани, и Пронин руками направил его в нужную сторону. Сергей взял у мальчишек крышку и прислонил ее к рубке.
Четверо мужчин на полотенцах несли гроб. За гробом шли Паша и сестра покойного.
Музыка смолкла. Провожающие и оркестранты устраивались на катере, негромко переговариваясь.
- Где пионеры? Пионеры не приходили? - волновался Пронин.
- Отчаливать? - спросил Сергей.
- Погоди, Прасолов. Еще маленько погоди.
Естественный ход похорон нарушился. Люди переминались с ноги на ногу, шушукались, музыканты брякали трубами. Наконец крепкогрудая вожатая привела десяток ребятишек. Пронин оживился, деятельно объяснял, как стоять в почетном карауле, когда сменяться. Дети слушали плохо, со страхом поглядывали на белое лицо Федора.
- Детишек-то напрасно сюда, - сказал Иван. - Не годится им на мертвяков глядеть.
- Положено так, - с неудовольствием ответил Пронин. - Прасолов, отчаливай.
Сергей завел двигатель. Пронин побежал на корму, шепнул музыкантам. Тяжко ударили тарелки. Пронин вытащил платок, помахал.
Замерло движение на реке. А как только "Семнадцатый" отвалил от пристани, торжественно взревели пароходные гудки. И опять заголосила сестра, заплакали бабы, а гудки все ревели и ревели, провожая в последний путь помощника капитана Федора Никифорова.
Кладбище было на той стороне, и гудки ревели, пока катер не пересек реку. Сергей причалил к дощатой пристани, заглушил мотор, вышел из рубки. Крышку с ребятишками уже ссадили на берег, но никто больше не высаживался, потому что мужчины еще не переправили гроб. Возле него сменилась последняя четверка перепуганных детей, Пронин дал команду, и Сергей шагнул вперед, берясь за тот край полотенца, который прежде держал Иван.
- Не надо, - сказал Иван. - Оставь.
- Тяжело тебе: в гору.
- Ничего. - Иван перекинул через плечо полотенце. - Взяли.
На кладбище гроб опустили рядом с могилой, провожающие столпились вокруг, перемешались, тесня друг друга, и Еленка оказалась в самой гуще. Пронин открыл митинг, говорил, по счастью, коротко и не по бумажке. Потом выступал еще кто-то - Еленка не слышала, - и вперед вышел Иван. Он долго мял в руках кепку, глядя в лицо Федора, а кругом стало вдруг так тихо, что Еленка испугалась. Она начала уже прорываться вперед, когда Иван сказал:
- Девять навигаций плавал я с Федором Семенычем. И льдом нас затирало, и на мель мы садились, и мерзли, и мокли, и тонули - все было. При мне у него и дети родились, и дом он поставил, и покалечился тоже при мне…
- Не при тебе, а из-за тебя!… - выкрикнул одинокий голос, и Еленка узнала Степаныча.
По толпе пробежал гул. Пронин и Вася метнулись к Степанычу, а Паша со стоном выдохнула:
- Не надо, не надо!… Просила ведь вас, господи!…
- Верно, - тихо сказал Иван. - Только судить меня он один мог, а больше никто. Мы с ним душа в душу жили, душа в душу. И если было что не так, если виноват я, то он и решал и судил. Вот так. Никого больше меж нами не было и не надо. Прощай, Федор Семеныч, прощай, друг, и прости меня.
Он с трудом опустился на колени, коснулся губами белого лба, встал и, ни на кого не глядя, пошел прямо на толпу. Люди раздались, пропуская его, и опять сомкнулись в одно целое. Пронин махнул рукой, оркестр заиграл марш. Заплакали, заголосили бабы, затолкались, пробираясь к гробу, а потом, перекрывая плач, резко и деловито застучал молоток. Еленка закрыла лицо руками, шагнула прочь от этого страшного последнего стука, уткнулась лбом в чей-то жесткий пиджак и замерла. Тяжелая рука осторожно обняла ее плечи и держала так, словно защищая, загораживая от всех бед и напастей. Она приподняла голову: это был Иван.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу