Анатолий Иванов - Повитель

Веселов устало опустился на табуретку возле Дуняшки.

— Ну а потом разное было… Я все думал: встречу Федьку Семенова — спрошу, где эта самая страна. Да не успел. Встреча наша, понимаешь, была короткая. Увидел я его ночью. Сижу в мокром окопе, слышу — хлюпает какой-то человек ко мне. Увидал меня и быстро юркнул обратно. «Семенов, — кричу, — Федька. Не узнал, что ли?»

Тогда он подбежал ко мне, схватил за плечи и встряхнул: «Тише, Андрей! Понимаешь, не шуми…» — «Да что ты? — спрашиваю. — Прячешься здесь от нашего Гордея, что ли? Все равно Гордей далеко…»

Вместо ответа Семенов прижал меня к стене, в тень, и сам прижался.

Посидели мы с минуту молчком. Что, думаю, за человек этот Федька? Наверное, из тех, что по ночам появлялись у нас в части, вели разговоры с солдатами о какой-то революции. И точно — только подумал, Семенов спрашивает: «Ну, как тут у вас? Что солдаты о войне думают, о революции?» — «Да что, — отвечаю, — не понимаю я, что это за революция, где она произошла». — «Не произошла еще, Андрюша, — говорит он, — но произойдет. Царь последние дни доживает. Клокочет все в стране. А в армии, сам видишь, что делается…» — «А что? Ты растолкуй понятнее», — попросил я его. «Растолкую, я частенько буду теперь бывать у вас… Но ты и сам, Андрюша, приглядывайся ко всему, прислушивайся… А сейчас я пойду, прости, светает уже, хватятся меня в роте. Голову не подставляй под пулю, она еще пригодится. Да смотри не проговорись, что меня видел…»

Поднялись мы. Только-только я хотел спросить у него, где, мол, все же та страна, о которой ты рассказывал нам в Локтях, а в это время и рвануло неподалеку… Раз, другой… Упали мы на дно окопа. Сначала снаряды рвались саженях в двадцати. Потом все ближе и ближе. Слышу, по спине заколотили комья земли. И вдруг враз все стихло: ни звука, ни голоса. Только чую — сверху надо мной словно кто поставил большую воронку, потому что комья земли ударяли теперь в одно место: в ногу, чуть повыше колена…

Андрей замолчал. И проговорил совсем другим голосом:

— Ну вот и все. Остальное — не помню. Правда, еще голос Семенова услышал как из-под земли. «Не уберегся все-таки, Андрей. Санитар! Санитар!» Потом сплошная ночь, густая, без луны, без звезд…

Дуняшка молча уткнулась горячей головой в грудь Андрею. Он поглаживал рукой ее вздрагивающее остренькое плечо, обтянутое тоненькой, насквозь простиранной кофточкой.

— Еще слава богу, что пришел… — воскликнула она. — Господи, какая же я счастливая!..

Андрей задумался, глядя в окно.

— Вот так и дослужился, — тихо проговорил он. — Когда из госпиталя домой пробирался, в городе Петербурге чуть не две недели сидел. Город, знаешь, такой, что.. Может, самый большой город в мире. Поездов нет и нет. Вышел как-то на улицу — народ с заводов толпами валит, с красными знаменами. Солдат в городе полно. Увидели эти знамена и к ним с криком: «Ура! Долой войну!» Потом песню запели какую-то. И полиция ничего, не видит будто. Потом высказываться многие от рабочих и солдат начали. Слушаю — против царя говорят…

— Неужели против царя?! Что же это будет? — испуганно спросила Дуняшка.

— Не знаю я, Дуняша. А что-то будет, ей-богу. — Помолчал и сказал то, что слышал в армии от агитаторов: — Должно, царя все-таки свергнут… Ну, то есть с престола сбросят.

— Что ты говоришь-то, Андрей! — вскрикнула Дуняшка. — Ведь тогда… Господи, еще услышит кто! — И она бросилась запирать дверь.

— А что? Если все сразу поднимутся, то оно, может, и хорошо будет, — проговорил Андрей, не то отвечая Дуняшке, не то рассуждая сам с собой. Он присел на краешек кровати. — Семенова вот нет, тот все растолковал бы нам. Может, погиб где…

Дуняшка, закрыв дверь, вернулась к Андрею. Тот встал с кровати, надел шинель.

— Ну, пойду я, Дуняша. Поздно уже. Как все-таки жила-то? Гришка Бородин как тут?

— Да что — жила… Гришка на коленях передо мной стоял, да я… День и ночь ведь о тебе думала.

Она подняла глаза, полные слез, и снова опустила их. Андрей крепко прижал к себе Дуняшку.

— Верю я, верю… Вижу, что думала. Потеплеет — свадьбу сыграем. Ладно?

— Ладно, — прошептала Дуняшка. — Столько ждала, а тут уж… чего уж…

— Нога к тому времени совсем подживет.

— Да хоть и без ноги бы… Андрюша!

— Тогда, может… Пойдем сейчас ко мне… Навсегда.

Горячее Дуняшкино тело вздрогнуло в его руках. Но едва Андрей пошевелился, она через силу оторвалась от него, закрыла пылающее лицо обеими руками:

— Нет, нет… Чтоб по-хорошему все, Андрюшенька… Как у людей.