Анатолий Иванов - Тени исчезают в полдень

— Так что же это, Устин?.. Варька-то — это что же?

Устин молча прошел мимо.

Фрол был на конюшне. Он чистил в стойлах, выбрасывал вилами теплый еще навоз на проход.

Устин присел у дощатых ворот конюшни на кучу затхлого, полусгнившего сена, на которой позавчера лежал Смирнов. Фрол перестал бросать навоз, однако молчал.

— Что, и почистить в конюшне некому? — спросил Устин. — Зачем сам чистишь? Хотя скоро на другую работу перейдешь. Тебя, говорят, в бригадиры Захар хочет. Вместо меня, значит. За какие такие заслуги?

Фрол и теперь ничего не сказал, молча принялся за прежнее дело.

Устин несколько минут смотрел на него с нескрываемым презрением. И вдруг, несмотря на строжайшее предупреждение Демида даже насчет намеков, тихонько спросил:

— А вот интересно мне — об Демиде Меньшикове помнишь? Тот твои заслуги знает.

Фрол на какое-то время застыл в согнутом положении.

— Помнишь, стало быть, — усмехнулся Устин. — А я думал — напоминать надо, — И еще ухмыльнулся: — А коль помнишь — ничего, не обомлеешь, если... носом к носу когда сойдетесь?

Курганов со звоном отшвырнул вилы, шагнул к Устану. Морозов начал было вставать ему навстречу, но в это время у ворот послышались шаги, в конюшню вошел Захар Большаков.

— Запряги мне коня... жених, — сказал председатель Курганову. — Надо в Ручьевку съездить. — И в это время заметил Устина и обернулся: — А-а, вот он где. Я думал, в контору все же зайдешь.

— Зачем? — пожал плечами Устин. — Теперь-то зачем? Слышал ведь — с бригадирства снимаете.

Фрол вывел из самого крайнего стойла рослого жеребца. Захар и Устин остались одни. Морозов по прежнему сидел на куче полусгнившего сена, опустив голову, смотрел на свои валенки, подшитые автомобильными покрышками.

Захар засунул руки глубоко в карманы старенького, потертого полушубка...

— Да хотя бы поинтересовался, почему снимать тебя собираемся.

Морозов скривил губы и спросил:

— А почему? Что коня угробил?

— Нет, не потому... Хотя и конь... Да нет, не поймешь ты.

— Отчего же... — глухо откликнулся Устин. — Что я, цыпленок глупый, не соображаю? Этот проклятый конь — повод только. Настоящие причины объяснять долго. Всю жизнь ты относишься ко мне с подозрением, не веришь, понять не можешь. И потому, что не можешь, убираешь с дороги. Так тебе спокойнее... Да поглядим, что еще члены правления скажут. Кроме этого коня, и доводов никаких у тебя нету, зацепиться не за что. Так или не так? Работал я, может, и не шибко хорошо, да не хуже других. Чего молчишь? Так или не так, спрашиваю?

Председатель еще некоторое время разглядывал Устина молча. А затем резко сказал:

— Ну-ка, подними голову!

У Морозова качнулась только борода.

— Поднимай, чего же ты!

Однако на этот раз Устин даже не шевельнулся.

— Боишься, значит? — еще резче проговорил Большаков, — Так чего же захныкал — «не веришь», «понять не можешь», если настоящие причины сам знаешь?

— Что я знаю? Ничего я не... — попытался было возразить Устин, однако, увидев суровые глаза председателя, беспомощно умолк.

— Вот то-то и оно, — сказал Захар. — Но возьмем хотя бы и этот довод — коня. Объясни вразумительно, почему насмерть загнал? Что за причина?

— Пьяный был... Варька говорила же.

— Пьяный? Что-то не видел я, чтобы напивался ты когда до такого состояния. И где напился? В станционной чайной? Там водки не продают.

— С собой бутылка была.

— С собой? Тогда объясни: чего это молол ты Смирнову? Он вчера еще звонил мне. Под каким деревом он роется, как...

Устин ответил вяло, через силу:

— А под тем же, под которым ты все копаешься. А чего рыться под меня? Это хоть кого доведет до бешенства...

— Так... Еще один вопрос. Эти стожки почему в Пихтовой пади остались? Если уж начистоту, тоже подозрительно мне. Почему?

— А сам ты почему недоглядел? — спросил, в свою очередь, Устин. — У меня тоже не сотни глаз. За всем не усмотришь. Закрутился и забыл. А ты с Егоркой ездил потом, обсматривал поля. Чего же ты их не увидел?.. Да ладно уж, что вопросы задавать друг другу... На свете вроде все устроено просто да понятно, а не на всякий вопрос ответишь вдруг...

— Вдруг не на всякий, верно, — согласился Захар, по-прежнему внимательно глядя на Устина. — И поэтому позовем на помощь милицию. А если надо — и суд.

Внешне Устин и на эти слова никак не реагировал. Но спустя минуту все-таки спросил:

— Зачем... милицию?

— А ты как думал?! — спросил, в свою очередь, Захар. — Три стога сена не шутка. Да еще в такой год. Мы уж сообщили куда следует.