Анатолий Иванов - Тени исчезают в полдень

— Ну да, мне и самому это было в изумление, когда Клавдия Никулина рассказала, — проговорил Корнеев. — А оно, если разобраться, чего же? Мы заскорузли уж, много нам не видно. Сердчишко у нее молоденькое, а Митька парень броский.

Захар сел в кошевку, укутал поплотнее ноги старой медвежьей шкурой.

— Как, кстати, она, Клавдия?

Корнеев пожал плечами:

— Знаешь же — треплют языками по деревне... Об ней с Фролом. Тоже... древний рыцарь объявился! Смех один.

— Я о другом...

Корнеев только махнул рукой:

— Чтоб в молитвенный дом — не слышно. А старушонки похаживают к ней.

— Да-а... — невесело проговорил Захар. — Ну ладно, присматривай тут. К обеду вернусь. Ни с Егоркой, ни с Варькой пока ничего такого не надо. Тут разобраться следует осторожно. Если Варька к Егору... чего же она Митьку по сопатке тогда не съездила?

— Не знаю. А должна бы, кажется...

— Вот то-то же... Тут непонятное что-то пока для меня. Ну, поглядим... С Иришкой сам попробую потолковать, если сумею.

И сейчас, прихлебывая чай, обдумывал, как удобнее это сделать. Анисим чай почти не пил, поглядывал беспрерывно в окошко.

— Митька-то, сказывают, на работу сегодня не вышел? — спросил старик.

— Не вышел. Ему, стервецу, уши оборвать бы, — сказал Захар.

Ирина звякнула посудой, быстро встала из-за стола, отошла к печке. Анисим проводил ее краем глаза.

— Сказывают, на полустанок утром бегал он, — продолжал старик. — Недавно воротился, я в окно видел. Заболел, может?

— Больных у нас возят, — со злостью проговорил Захар.

— Ну да, ну да... — неизвестно к чему промолвил старик.

Захар отодвинул пустой стакан, поднял глаза на Ирину:

— Я вот что хотел, дочка... Мы с тобой об Варьке Морозовой как-то...

— Вы что, сговорились?! — крикнула Ирина. — Провалиться бы ей... Не буду я, ничего не буду...

И, схватив одежду, выбежала из дому.

— Ну да, ну да... — опять промолвил свое старик и неловко полез из-за стола.

... Через несколько минут Захар вышел на крыльцо, возле которого росло огромное дерево. По улице торопился куда-то Колесников. Увидев председателя, он остановился.

— А новость ты еще не слыхал? — спросил он. — Сегодня утром Варька... ушла к Егору!

— Как ушла? — переспросил Захар, чувствуя в душе облегчение.

— Известно как. Собрала платьишки в узел, да и перетащила к Егору в дом. Я как раз у Егора сидел. «Вот, говорит, пока матушки дома нету, а то не осмелюсь при ней. И чтоб, говорит, ты, Егор, не думал, что я с Митькой... — И заплакала. — С Митькой-то, говорит, отец меня силком заставлял...»

— Силком? — переспросил Большаков. — Это зачем же?

— А черт его знает! Может, женить на ней Митьку хотел. Вернутся — я расспрошу Егора поподробней.

— Куда же они уехали? — Захар подошел к кошеве.

— Да в сельсовет, регистрироваться. Едва Варька ввалилась, Егор, понимаешь, так и просиял. Не шутейно, знать, мучился мужик. И сразу ко мне: «Сходи к Фролу, попроси подводу, чтобы в сельсовет съездить...» А чего к Фролу! Я к Корнееву побежал...

— Ну?

— Твой заместитель распорядился, чтоб Сергеев машину дал...

... Колесников зашагал дальше по направлению к своей мастерской.

Захар сел в кошевку и в это время увидел Ирину. Она стояла за деревом, прижавшись к стволу. Глаза ее были красными, губы — чуть распухшими.

— Вот видишь, а ты плакала, — проговорил Захар.

— Теперь мне что, радоваться? — спросила она.

— Так слышала же...

— Ну и что же, что слышала?! Если бы все так легко и просто было! Ведь он... Как он-то мог... — Она на секунду умолкла. — Да и какое вам все до этого дело? Какое?!

И стремительно убежала в дом.

... Лошадь шла по улице шагом, и Захар не торопил ее. Он думал сейчас о Егоре, о Варваре Морозовой, о Митьке, об Ирине, о Зине. «Если бы так все легко и просто...» Да, нелегко. И непросто. Взять хоть бы этих троих — Зину, Митьку, Ирину. Уехала Зина из деревни, недоглядел. Можно, конечно, оправдаться — за всем не усмотришь. А должен, обязан. Сам-то перед собой он вину чувствовал за Зину постоянно.

Несмотря на все разговоры и пересуды, Захар был, кажется, уверен, кто виновен в несчастье Зины. «Как же так, Дмитрий?» — попробовал он однажды поговорить с Кургановым. «О чем это вы?» — удивился Митька. Удивился слишком старательно, заранее приготовившись гордо оскорбиться подозрением... «О Зине я Никулиной», — все же сказал Захар. И Митька действительно оскорбился, тряхнул чубом: «Я даже и разговаривать не буду... чтоб не мараться об эту грязь. И тебя, дядя Захар, не марать».