Эрик Сигал - Однокурсники

Сам великий Демосфен при всем своем красноречии не смог бы подобрать лучших слов благодарности во славу великодушия какого-нибудь правителя, чем те, которые расточал своему отцу юный Тед Ламброс.

И вот в день праздника, 17 февраля, Тед Ламброс побрился, надел свежую рубашку и свой лучший твидовый пиджак (из секонд-хенда, но почти новенький) и зашагал к зданию театра «Сандерс». Он заплатил доллар, что позволяло ему не только пройти на представление, а потом пить пиво, сколько влезет, но и получить при входе лотерейный приз — от трубки из высушенного кукурузного стебля до рекламных пачек сигарет «Пэлл-Мэлл».

Deo gratias, наконец-то он один из них.

В половине девятого на сцену нервной походкой вышел чрезмерно загримированный ведущий вечера, чтобы объявить о начале представления. Его встретил шквал недовольных выкриков, приправленный немыслимыми для рафинированных студентов Гарварда ругательствами.

Первым номером программы было выступление вокальной группы «Вдовы из Уэллесли», в которую входила дюжина чопорных молоденьких певиц из соседнего женского колледжа.

Едва они начали петь, как изо всех уголков зала в них градом полетели монеты, — все это сопровождалось яростными криками: «Раздевайтесь донага!»

Конферансье посоветовал девам поскорее заканчивать выступление и убираться со сцены. Следующих участников концерта ожидала подобная же участь.

Поведение первокурсников во время представления, хотя и несколько вызывающее, показалось бы верхом любезности и приличия по сравнению с тем, что происходило потом. Основная часть этого праздника — собственно говоря, то, что и называлось «Дымарём», — еще была впереди: нужно было перейти по коридору в Мемориал-холл, куда подвезли триста столитровых бочек с пивом, чтобы первокурсники смогли утолить жажду.

Разумеется, молодые люди не были оставлены без присмотра. Здесь присутствовали четыре декана, прокторы всех общежитий, а также человек десять из университетской полиции. Копы оказались дальновиднее всех, поскольку были в дождевиках, которые в конечном счете им очень пригодились.

В мгновение ока Мем-холл — зал, где обычно проходят многие торжественные мероприятия университета, — был залит пивом по колено. Тут и там затевались драки. Прокторы пытались разнимать дерущихся, но их дубасили и толкали на мокрый пол.

Тед Ламброс стоял, наблюдая за всей этой потасовкой, и не верил своим глазам. Неужели это и есть будущие мировые лидеры?

И в ту же минуту его окликнули.

— Эй, Ламброс, — заорал кто-то, — ты даже не пьян!

Это был Кен О'Брайен, который учился с ним в одной группе по латинскому языку, он был мокрым насквозь и пьяным в стельку.

Не успел Тед ответить, как ему облили голову. Крещение пивом. Пока жидкость медленно стекала на его лучший твидовый пиджак, Тед сердито набросился на Кена и врезал ему кулаком по подбородку. Но из-за этого он потерял равновесие и упал на пол, уже превратившийся в море пива.

Это было уже слишком. И хотя О'Брайен, которого он сбил с ног, вполне дружелюбно упрашивал его продолжать драку, Тед с тоской на сердце пошлепал по морю пива прочь из Мем-холла. Не оборачиваясь.

Оркестр Гарварда−Рэдклиффа ежегодно проводит конкурс-концерт на звание лучшего солирующего музыканта среди студентов этих двух учебных заведений. Состязание проводится зимой, чтобы победитель — обычно это старшекурсник или последипломный студент — смог блеснуть на весеннем концерте оркестра.

Правда, всегда найдутся какие-нибудь ретивые юнцы, мечтающие о ранней славе. И Дону Лоуэнштайну, руководителю оркестра, приходится пускать в ход все свои дипломатические способности и убеждать их не позориться на публике.

Но этого первокурсника, тщедушного рыжего очкарика, пришедшего к нему на прием сегодня, никак не удавалось отговорить.

— Послушай, — немного снисходительно объяснял Лоуэнштайн, — наши солисты — это в основном те, кто намеревается идти в профессионалы. Я уверен, ты был звездой в своей школе, но…

— Я уже профессионал, — перебил его Дэнни Росси, выпуск 1958 года.

— Ладно-ладно, ты только не кипятись. Просто требования для участия в этом конкурсе невероятно высокие.

— Я знаю, — ответил Дэнни. — Если я вам не подойду, это будут уже мои проблемы.

— Давай выясним это прямо сейчас. Пойдем спустимся в зал, и я тебя послушаю.

Примерно час спустя Дональд Лоуэнштайн вернулся к себе в состоянии, близком к потрясению. Сьюзи Водсворт, его заместитель, была в их общем кабинете — она с интересом посмотрела на Дона, когда тот вошел и плюхнулся в кресло рядом со своим письменным столом.