М. Маллоу - Пять баксов для доктора Брауна. Книга вторая

«…особа, уделяющая излишнее внимание своему туалету, — писал Дюк вечером, — производит удручающее впечатление. Не смотрите поминутно в каждую витрину, проверяя, в порядке ли прическа и хорошо ли приколоты цветы на шляпке: одежда создана для вашего удобства, а никак не наоборот. Не рассказывайте поклоннику о косметических средствах, которые вы используете: не все вещи следует знать мужчине, даже, если он располагает к откровенности. Однажды я получила отчаянное письмо. “Я имею очень большой успех у джентльменов, — сообщала одна молодая дама, L., — но ни один из них до сих пор не сделал мне предложения. Они исчезают, не проходит и трех недель…»

Д.Э., ухитрившийся почти правдоподобно соврать про двадцать лет и ляпнуть правду о состоятельных родителях (умолчав, впрочем, о роде занятий отца) подруге той самой особы, от которой не посчастливилось спастись компаньону, пропускал встречу за встречей, громоздил оправдание на оправдание, и так беспощадно фальшивил, что в конце-концов обрел свободу.

— Обозвали хамом! — радостно сообщил он компаньону, и, пока тот со скорбной миной застегивал воротничок, собираясь на свою каторгу, быстренько написал:

«…не спрашивайте, не надо ли вам похудеть, или, наоборот, набрать вес. Не справляйтесь больше одного раза, нравится ли поклоннику ваше платье или безделушка. Если бы его интересовали платья, он проводил бы время с журналом мод. Однажды я долгое время состояла в переписке с молодой особой по имени N., обладавшей весьма достойными формами, но…»

М.Р. пришел ближе к ночи, несчастный, измученный, и начал следующую главу:

«…Не старайтесь намеками узнать о его прошлых романах. Намеки очень легко понять, а интерес к вам ослабнет. Одна моя приятельница, О., призналась, что ее помолвка расстроилась после того, как она устроила безобразную сцену, допытываясь о его отношениях с некой особой…»

Наконец, наступил день, когда Джейк сказал:

— Старая сплетница.

И поставил последнюю точку.

— Надо же, как можно не любить женщин, — Дюк рассматривал рисунки, как раз сегодня полученные от художника.

Рисунки весьма наглядно демонстрировали перечисленные в брошюре недостатки и промахи.

— Как бы нас барышни не побили за такие художества.

— Мы не виноваты, — сказал Джейк. — Это все он. И вообще, сэр, вы зря боитесь: ни одна дамочка, глядя на такую карикатуру, не подумает на себя.

П рошел месяц. Двадцать седьмого сентября компаньоны привезли в экипаже два картонных ящика, оставив в типографии следующую рукопись.

С улицы пахло мокрыми после дождя пальмами и лошадиным навозом. Звенел вдалеке трамвай. В комнате компаньонов хлюпала кофейная машина Нейпера.

Скучающий Д.Э. лежал на диване.

— Ну и что? — говорил он, разглядывая потолок. — Все равно нечестно. Где же ваша совесть? А, сэр?

— А это вы на меня дурно влияете, — отозвался Дюк. — Что бы сказала миссис Маллоу, интересно.

На этих словах компаньон слегка переменился в лице.

— Ну давай так, — сказал Дюк и почесал нос, — я ей что-нибудь совру, такое, приличное, а мы потом постараемся сделать так, чтобы это стало правдой.

— Правдой? — компаньон приподнялся. — У тебя есть идея?

— Ну, тогда просто что-нибудь совру.

— Нет, — не очень решительно ответил Джейк. — Не могу. Не надо.

— Вот тебе раз! — удивился М.Р. — Такая бесстыжая рожа — и…?

— Это я бесстыжая рожа? — ахнул Д.Э. — Да вы на себя посмотрите, сэр!

— А что я? Что сразу я?

— А вот барышни ваши!

Про барышень честный М.Р. парадоксальным образом не испытывал никаких угрызений совести. Он так верил в то, что говорил каждый раз, так собирался сделать именно то, что обещал, что искренне удивлялся, когда обнаруживалось, что не далее, как вчера обещал то же самое совсем другой девушке. Более того, он честно выполнял обещанное — до тех пор, пока не сталкивался с неразрешимыми противоречиями. М.Р. Маллоу делал все, что мог.

Что же касается вранья, то миссис Маллоу всегда говорила: «прощен тот, кто исправляется». Удобно, утешительно и, наконец, в самом деле, когда-нибудь станет правдой. У Д.Э. же существовал (и, кажется, по сей день никуда не делся) личный кодекс честности: врать можно кому угодно, только не себе. Себе — только чистую правду: жулик — значит, жулик.

— Ладно, — сказал Джейк, помолчав. — Как ты считаешь, что расстроит ее меньше: то, что ты — прохвост или то, что ты, возможно, умер?