Дуглас Кеннеди - Карьера

— Вовсе не обязательно браться за такое презренное занятие…

— Деньги нужны.

— Сколько раз повторять: я рада, что могу позаботиться о нас обоих…

— Но мне нужно занятие, — возразил я, зажигая сигарету. — Задолбался неимоверно. И по тебе соскучился.

Последнее замечание осталось без ответа. Жена произнесла:

— Должна тебе кое-что сказать. — Пульс подскочил ударов на пять. — Шерри Лёбман, которую я заменяла, страдает всевозможными послеоперационными осложнениями. И я вызвалась остаться на замену.

— Как долго?

— По меньшей мере — еще на пару недель.

— Ясно. В Лос-Анджелесе я по-прежнему персона нон грата или можно заглянуть?

— У тебя же новая работа. Забыл?

— Намек понял.

Очередная неловкая пауза, я несколько раз глубоко затянулся.

— Ты что, куришь? — удивилась жена.

А как же. За те две недели, что я вернулся к прежней привычке, я изводил по пачке в день, заработав себе очаровательный кашель с мокротой. Повторное знакомство с сигаретами походило на встречу со старым знакомым, когда настала черная полоса. С опасным, но надежным приятелем, с радостью готовым помочь в трудную минуту… за умеренную цену.

Теперь и в личном, и в профессиональном отношении я представлял окончательно сформировавшегося, полноценного раздолбая. С истовым упорством неофита отрекся от всяческой дисциплины, забыл об умеренности и распахнул объятия навстречу ходячему недоразумению, в которое превратился.

Еще три месяца назад — воплощенное честолюбие, удачливый профессионал и энтузиаст, я мчался вниз, точно ворвавшийся в стратосферу болид. Небрежность, пара неуместных срывов, чуть-чуть капитальной невнимательности на домашнем фронте — и вот уже…

— Аллен! Во сколько в этой компании начинают работу?!

Берт Рубинек. Прикиньте: Рубинек разорался! На четвертый день новой работы обнаружилось, что манеры пассивного лоха — чистой воды маскировка. Под маской «ботаника» таился садист, которому необходимо постоянно причинять страдания ближним.

— Ты что, не слыхал, Аллен? — бушует Рубинек. Отрываю взгляд от терминала. Новый шеф стоит в десяти футах, прямо посередине помещения, известного как «скотозагон».

Размером с половину футбольного поля помещение впритык заставлено каморками рабочих мест. На каждом месте — компьютер, стол, стул и соединенный с наушниками микрофон.

В «скотозагоне» — сто двадцать рабочих мест, пространство поделено на шесть отсеков, в каждом продвигают отдельный продукт «Пи-Си Солюшенс».

Компьютерам и программному оборудованию посвящен крупнейший отдел, где за телефонами работает более восьмидесяти операторов. Остальные сорок сотрудников занимаются прямыми продажами факсов, модемов, принтеров, а также потрясающих аксессуаров — подобия ковриков для мыши под заказ клиента («Пришлите фото того, кого любите, и создадим ламинированный коврик за семь рабочих дней!»).

Но в коридорах и боковых ответвлениях «ското-загона» без устали сновал в поисках жертвы Рубинек. Подобно сержанту, тренирующему новобранцев-десантников, он считал своим долгом угрожать подчиненным, орать на них, напоминая, что в масштабной перспективе цена каждому — не больше, чем кусок дерьма. Наблюдая за орудующим руководителем, не мог отделаться от мысли, что тот наверстывал былое — должно быть, рассчитывался за кошмарные годы на детской площадке.

— Аллен! Ты оглох или просто вознесся с утра в иное астральное измерение?!

Высовываю голову из закутка. Сотрудники вокруг не отрывают взглядов от мониторов — привычка, проявляющаяся всякий раз, как Рубинек принимается хамить очередной жертве. Опасаются попасть ему на глаза и привлечь убийственно внимание к себе.

— Я не расслышал вопроса, Берт, — поясняю я.

— Так ты и впрямь глухой!

— Просто я был занят…

— ПОВТОРЯЮ: во сколько в этой фирме начинается работа?!!!

— В восемь тридцать, — тихо отвечаю я.

— Правильно. Отлично. В восемь ноль-ноль все приходят. В полдевятого садятся по местам и готовятся сделать первые звонки в восемь сорок пять. А ты во сколько явился утром?

— Примерно в полдевятого.

— Нет! Приперся в восемь тридцать шесть. На сколько минут опоздал?

— В метро произошел сдвиг в расписании. На Тридцать шестой стрит кто-то бросился под поезд. Наверное, работал здесь.

Несколько сотрудников по соседству нервно захихикали.

Заметив, что лицо начальника приобрело малиновый оттенок (явный знак намерений объявить войну), все незамедлительно переключили внимание на мониторы.