Олег Ермаков - Знак Зверя

Колонна прошла мимо афганского лагеря, оставила позади тесную, перегороженную кедровыми хребтами долину. В темноте показались серые дома, стены, черные деревья, — кишлак остался позади. Колонна въехала в ущелье, ущелье привело ее в долину, окруженную невысокими округлыми горами, — и вот долина остается позади, колонна вступает в музей каменных героев занесенной песком неведомой цивилизации: герои закутаны в черные плащи, они огромны, мрачны, молчаливы, их шлемы осыпаны звездами; колонна медленно ползет между ними, звезды медленно движутся на запад, прячутся за горами, но остальные слишком медленно движутся и не успевают за горы — растворяются. Рассвет. Герои обнажаются, сереют лбы и плечи, но в глазницах стоит ночь, — ночь смотрит в спины солдат... Нет, не здесь, нет, не сейчас, и колонна идет дальше, и горы, ущелья, пески, скалы уже позади, все позади, впереди степь и восходящее солнце.

Дышалось легче. Земля была все такой же голой и плоской, но ее цвет постепенно менялся. Теперь она была не коричневой, а зеленоватой. Они бежали рядом, их груди равномерно вздымались и опускались. Ноздри были раздуты. По лицам скатывались прозрачные капли.

— Растут там деревья?

Он ответил не сразу:

— Да.

Ноги сгибались и выпрямлялись, ступни едва касались земли.

— Значит, скоро подует ветер.

Они бежали, и воздух был свеж.

— Там нет звезд, — вспомнил он.

— Вечный день! Я знала! Любила!

— На берегу раковина.

— Я буду трубить в нее!

«Черепаха».

Они бежали, и уже почти дул ветер, и земля была бледна.

— Нежно трубить для тебя! — Она засмеялась.

«Черепаха».

Он посмотрел на нее.

"Она будет трубить, а ты — играть с крабом, не отирая влажных глаз? Но глаза твои давно не влажны. Куда ты бежишь, Черепаха? "

Ее губы молчали.

«Позади твоя равнина, впереди — Восточный океан, ты там чужой. Куда ты бежишь, Черепаха?»

Он оглянулся.

Сухо щелкнула в небе бурая птица.

— Птах Ацит!.. — вскричала Утренняя Корова, Ева-ения, защищая рукою глаза, набухшие светом.

Дверь бани скрипнула, открылась, на пороге появился дневальный и что-то сказал. Тихо! Что ты сказал? Повтори. Железный стук, плеск, голоса стихли. Слышно было, как стекает грязная мыльная вода в щели. Дневальный повторил. Еще мгновенье длилась тишина.

Штаб работал день и всю ночь напролет; вокруг штаба гудела толпа, солдаты всходили по ступеням крыльца с настороженными хмурыми лицами, через некоторое время они возвращались, листая заполненные и проштампованные страницы красных книжечек, и с растерянными и тупыми улыбками озирались и вновь читали: «Уволен в запас по окончании срока...» Уволен.

На рассвете был проштампован последний военный билет. В полдень за дембелями должны были прийти вертолеты. В десять часов все дембеля, облаченные в парадную форму, собрались на плацу для проверки. Штабные осмотрели их, заставили нескольких солдат выдавить зубную пасту — из одного тюбика выскочила палочка анаши; сержанту вскрыли ножом каблук и обнаружили там золотые серьги, вскрыли второй — здесь были цепочки и кольца, — для свадьбы, сказал, чуть не плача сержант; один чемоданчик оказался с двойным дном, на втором дне лежали часы без браслетов, тридцать штук; и у одного кавказца нашли пистолет под мышкой. Под мышки и в чемоданчики заглядывали не ко всем и не всех принуждали выдавливать пасту, проверяли выборочно и, как правило, что-нибудь находили. Особый отдел не зря ел свой хлеб.

В одиннадцать пришел командир полка и произнес речь. В пятнадцать минут двенадцатого появился оркестр. С музыкой дембеля дошагали до взлетной полосы. Лица обратились к Мраморной горе, из-за которой должны были прилететь вертолеты. В двенадцать солнце подернулось дымкой, на зубах захрустел песок. Вертолеты все не показывались. Вскоре солнце скрылось, далеко в степи вспучился, как тесто на мощных дрожжах, самум. В час все услышали сквозь скрип, вой и хлопанье брезента стрекот вертолетов. Вертолеты покружили над городом, затопленным самумом, и ушли. Самум бушевал почти до вечера. Вечером дембеля вернулись в свои подразделения, чтобы еще одну ночь провести в казармах.

— Что? назад? решили остаться на сверхсрочную? — шуткой встретил батарейных дембелей старшина и тут же был вдавлен в глиняную стену офицерского домика.

— Ты что?.. взбесился? — закричал бледный старшина.

— Не ори, задавлю.