— Вот как? А мне казалось, что сейчас твои дела идут неплохо.
— Да, верно. Но у меня огромные расходы. Плата за лондонскую квартиру непомерная… Кроме того, приходится вкладывать большие средства в журнал.
— Расходы! — воскликнула Вивьен. У нее болела голова, и события вчерашнего вечера вспоминались с трудом. — Этот дом просто ненасытная прорва! Инспектор сказал мне, что нужно менять всю кровлю… А плесень в буфетах растет как на дрожжах!
— И все же… Не могла бы ты дать мне взаймы сотню-другую? Ненадолго. Просто чтобы я смог встать на ноги…
У Вивьен был талант тратить деньги, как и талант приобретать их. Однако в последнее время, смыв косметику и стоя перед зеркалом, Вивьен все чаще думала, что нужно изо всех сил держаться за то, что у нее есть.
Поэтому она сжала колено сына и сказала:
— Мне очень жаль, милый, но у меня нет ни гроша. Такая досада.
Фрэнсис пожал плечами, а затем улыбнулся:
— Ладно, неважно. Как-нибудь выкручусь. Но в Испанию мы все-таки съездим, верно?
Вивьен уставилась на него и захлопала глазами.
— В отпуск… Только мы вдвоем. Ты сказала…
Мать не понимала, о чем он говорит.
— В Испанию? Едва ли. С чего ты взял?
В глазах Фрэнсиса вспыхнули гнев и боль. Внезапная смена настроений досталась ему от отца, человека богатого, но утомительного. Сама Вивьен никогда не бывала не в духе.
— Мальчик мой, ты не нальешь мне еще капельку кофе?
Вивьен лучезарно улыбалась. Она не выносила мрачных людей. Вивьен часто казалось, что она тратит уйму времени и сил на то, чтобы улучшить настроение своим друзьям и знакомым.
Джо и Робин прошли несколько миль по серому каменистому берегу. Ветер вздымал на волнах белые барашки, в небе шныряли чайки. Джо бросал в прибой гальку, а Робин собирала в песке ракушки.
Когда в полдень они возвращались в дом Вивьен, небо прояснилось. Гривы старых каменных львов, охранявших ворота Лонг-Ферри-холла, еще покрывал тонкий слой снега, но на газонах уже проглядывали клочки зеленой травы.
— А вот и Фрэнсис, — сказал Джо и нажал на клаксон.
Фрэнсис стоял в дверях. Джо резко остановил машину перед домом.
— Где вы были? — спросил Фрэнсис. Он выглядел замерзшим и усталым. — Я уже заждался.
— Робин хотелось увидеть море. — У ног Фрэнсиса стояла дорожная сумка. — Мы уезжаем?
Фрэнсис кивнул:
— Тут собачий холод. И есть нечего.
— Фрэнсис, но твоя мать… — заикнулась Робин.
Он повернулся и посмотрел на девушку. Глаза Фрэнсиса были мрачными.
— Вивьен уезжает в Шотландию с этим Фарром. С фашистом.
— Вот оно что… — Многообещающий день внезапно растаял, словно снег. — Раз так, пойду собирать вещи.
На обратном пути машину вел Фрэнсис. Джо сидел рядом с ним на пассажирском сиденье. Робин, завернувшись в коврик, устроилась позади. Все молчали.
Где-то на полдороге она сунула замерзшие руки в карманы и обнаружила среди ракушек и песка письмо Элен. Как ни странно, рассказ о празднике урожая и благотворительном базаре в честь Михайлова дня ее успокоил. Потом Робин, уставшая от бурных событий и недосыпа, запихнула письмо обратно в карман и закрыла глаза.
Майе казалось, что ей снится бесконечный кошмарный сон. Не тот, который остался ей на память после смерти отца, но все же кошмар. Иногда кошмар отступал на неделю-другую, все возвращалось в норму и она снова жила жизнью, которую выбрала сама. Становилась миссис Вернон Мерчант, женой богатого мужа, владелицей большого дома со слугами. Но потом все исчезало, она снова оказывалась в плену кошмара, а большой дом превращался в клетку с прутьями из драгоценностей, платьев и мехов.
Обычно Майя соблюдала осторожность и пыталась быть — по крайней мере, с виду — преданной и послушной женой, в которой, как ей чудилось, нуждался Вернон. Она боялась физической боли, но еще сильнее боялась того, что Вернон овладел ее душой. Казалось, она разбудила в нем что-то ужасное, с каждом днем становившееся сильнее. Она сама не знала, что причиняет ей большую боль — поступки мужа или его слова. Сложив кусочки того, что муж рассказывал о своем прошлом в те ужасные моменты, когда они оставались наедине, Майя начала понимать, что настоящий Вернон, тот человек, за которого она выходила замуж, никогда не существовал. До нее постепенно доходило, что этому Вернону требовалось унижать жену и причинять ей боль. Что он презирал не ее, а всех женщин вообще. Что его отношение к ней было неотъемлемой частью его натуры.
Читать дальше