Элис Манро - Жребий

— Плавник, — выдавливает из себя Джулиет. Разочарование, стыд парализуют ее.

— Он самый. Она развозит эти фигурки повсюду, они продаются. Животные там, птицы, но не реальные. Не реальные?

— Не реалистические?

— Да, да. Детей у нее никогда не было. Вряд ли она захочет куда-нибудь уехать. Эрик вам этого не рассказывал? Хотите еще кофе? Там еще осталось.

— Нет. Нет, спасибо. Нет, не рассказывал.

— Ну вот. Значит, я вам рассказала. Если вы кончили, я вымою чашку.

Она отклоняется от маршрута, чтобы пнуть ногой желтую собаку, разлегшуюся по другую сторону холодильника.

— Вставать пора. Лентяйка. Сейчас домой пойдем.

— Есть автобус, назад в Ванкувер, в десять минут девятого, — говорит она, возясь у раковины, спиною к комнате. — Можете пойти со мной, ко мне домой, а к автобусу муж вас подвезет. Поужинаете у нас. Я на велосипеде, но еду медленно, так что вы не отстанете. Здесь недалеко.

Ближайшее будущее распланировано так четко, что Джулиет, не думая, встает, оглядывается в поисках сумки. Затем снова садится, но на другой стул. Новый ракурс кухни как будто придает ей решимости.

— Я, наверно, останусь здесь, — говорит она.

— Здесь?

— У меня нет ничего тяжелого. Я дойду до автобуса.

— Откуда вы узнаете, куда идти? Здесь миля.

— Это недалеко. — Джулиет задумывается о том, откуда она узнает, но решает, что в конце концов главное — просто двигаться вниз.

— Он не приедет, понимаете, — говорит Айло. — Сегодня вечером не приедет.

— Это неважно.

Айло резко, возможно презрительно, пожимает плечами.

— Вставай, Пет, вставай. — Не поворачиваясь, она произносит: — Корки остается здесь. Оставить ее внутри или снаружи?

— Наверно, снаружи.

— Тогда я ее привяжу, чтоб за мной не пошла. Она может не захотеть оставаться с чужим человеком.

Джулиет молчит.

— Когда выходишь, дверь захлопывается. Видите? Так что, если захотите выйти, а потом вернуться, надо нажать сюда. Но если вы уже совсем уходите, не нажимайте, тогда останется заперто. Понятно?

— Да.

— Мы раньше вообще не запирали, но теперь тут столько чужих…

После того как они смотрели на звезды, поезд ненадолго остановился в Виннипеге. Они вышли погулять. Ветер был такой холодный, что трудно было дышать, не то что разговаривать. Вернувшись в поезд, они пошли в бар, и он заказал коньяк.

— Согреемся, и ты будешь лучше спать.

Сам он спать не собирался. Не имело смысла ложиться, потому что ему надо было выходить в Реджайне под утро.

Когда они шли к ее вагону, постели почти повсюду были уже расстелены, и проходы сделались уже от свисающих темно-зеленых занавесок. У всех вагонов были названия. Ее назывался Мирамичи.

— В этот, — прошептала она на площадке между вагонами, когда он уже готов был открыть перед ней дверь.

— Попрощаемся тогда здесь, — сказал он. Он отвел руку от двери, и им пришлось удерживать равновесие, когда поезд встряхивало, покуда он ее целовал. Покончив с этим, он не отпустил ее, а прижал к себе, поглаживая по спине, и снова стал целовать ее лицо.

Но она вырвалась и поспешно сказала:

— Я — девственница.

— Да, да, — он засмеялся и поцеловал ее в шею, затем отпустил и распахнул перед нею дверь. Они шли по проходу, пока она не отыскала свою полку. Она прислонилась к занавеске и, поворачиваясь, ожидала, что он опять ее поцелует или прикоснется к ней, но он проскользнул мимо, как будто они встретились совершенно случайно.

Какая глупость, какой ужас. Боялась, конечно, что его ласкающая рука спустится ниже и нащупает узел, который она завязала, чтобы прикрепить прокладку к поясу. Если бы она была из тех девушек, которые могут обходиться тампонами, этого бы никогда не случилось.

И почему девственница? Когда столько неприятных усилий было предпринято в Уиллис-парке специально затем, чтобы это не могло послужить препятствием? Скорей всего, она думала, что ему сказать — она никогда бы не смогла признаться, что у нее месячные, — в том случае, если бы он захотел развивать события дальше. Но как у него вообще могли быть такие планы? Как? Где? На ее полке, где так тесно и где пассажиры со всех сторон, по всей вероятности, еще бодрствовали? Стоя, раскачиваясь туда-сюда, прижимаясь к двери, которую в любой момент могли раскрыть, в этом зыбком пространстве между вагонами?

Так что теперь он сможет рассказывать, что весь вечер слушал идиотку, которая хвасталась, сколько она знает из греческой мифологии, и в конце концов, когда он поцеловал ее на прощание, чтоб от нее отделаться, завопила, что невинна.