Стивен Кинг - Сердца в Атлантиде

Но тогда было уже поздно. Тогда все уже изменилось.

Он потянул молнию сумки, порылся внутри и достал транзистор. Никакого сравнения с магнитолой, которая только что прошествовала мимо него в направлении склада спортинвентаря, но ему годился и этот. Его было достаточно просто включить: он уже был настроен на WKND, Приюта Стариканов Южного Коннектикута. Трой Шонделл пел «В последний раз». Бобби это устраивало.

— Салл, — сказал он, вглядываясь в купу деревьев, — ты был клевый сукин сын.

Позади него какая-то женщина сказала очень чопорно:

— Если будешь ругаться, я с тобой не пойду.

Бобби обернулся так стремительно, что транзистор скатился с его колен в траву. Лица женщины он не увидел: она была только силуэтом, и красное небо простиралось от нее справа и слева, будто крылья. Он попытался заговорить и не смог. Дыхание оборвалось, язык прилип к гортани. В глубине его мозга какой-то голосок задумчиво произнес: «Вот как видят приведения».

— Бобби, тебе плохо?

Она быстро обошла скамью, и красное солнце ударило ему прямо в глаза. Бобби охнул, поднял ладонь, зажмурился. Он ощутил запах духов… или летней травы? Он не знал. А когда открыл глаза, то по-прежнему не видел ничего, кроме ее абриса; там, где должно было находиться ее лицо, висело зеленое пятно, оставленное солнечным диском.

— Кэрол? — спросил он. Хриплым прерывистым голосом. — Боже мой, это правда ты?

— Кэрол? — переспросила женщина. — Никакой Кэрол я не знаю. Меня зовут Дениз Шуновер.

И все-таки это была она. Ей было только одиннадцать, когда он видел ее в последний раз. Но он не сомневался. И отчаянно протер глаза. Из транзистора в траве диск-жокей сообщил:

— С вами WKND, где ваше прошлое всегда в настоящем. Клайд Макфеттер. «Вопрос влюбленного».

«Ты знал, что она придет, если жива. Ты это знал».

Ну конечно, разве не поэтому он сам здесь? Не из-за Салла же или, во всяком случае, не только из-за Салла. И в то же самое время он был так уверен, что ее нет в живых. Не сомневался с той секунды, когда увидел фотографию выгоревшего дома в Лос-Анджелесе. И в сердце была такая боль, словно в последний раз он видел ее не сорок лет назад, когда она перебегала Коммонвелфавеню, но словно она всегда оставалась его другом на расстоянии телефонного звонка или соседней улицы.

Пока он все еще старался смигнуть плавающее перед глазами зеленое солнечное пятно, женщина крепко поцеловала его в губы и шепнула ему на ухо:

— Мне надо домой. Надо приготовить салат. Что это?

— Последнее, что ты сказала мне, когда нам было одиннадцать, — ответил он и повернулся к ней. — Ты пришла. Ты жива и ты пришла.

Закатный свет падал на ее лицо, а пятно настолько побледнело, что он уже мог ее увидеть. Она была красива, несмотря на то, что ее лицо от уголка правого глаза до подбородка пересекал шрам, точно жестокий рыболовный крючок… а может быть, благодаря ему. Вокруг глаз крохотные морщинки, но ее лоб оставался гладким, а ненакрашенный рот не был заключен в скобки складок.

Волосы у нее, с изумлением заметил Бобби, были почти совсем седыми.

Словно читая его мысли, она протянула руку и коснулась его головы.

— Мне так жаль, — сказала она… но ему показалось, что в глазах у нее пляшут прежние смешинки. — У тебя были такие чудесные волосы. Рионда говорила, что наполовину я влюблена в них.

— Кэрол…

Она опять протянула руку и прижала палец к его губам. На ее руке Бобби увидел еще шрамы, а мизинец был бесформенным, словно оплавленным. Следы ожогов.

— Я же сказала тебе, что никакой Кэрол не знаю. Мое имя Дениз. Как в старой песне Рэнди и «Рейнбоуз». — Она напела мотив. Бобби хорошо его знал. Он знал все старые песни. — Если ты проверишь мои удостоверения личности, то ничего, кроме «Дениз Шуновер», не обнаружишь. Я видела тебя на богослужении.

— Я тебя не видел.

— Я умею оставаться невидимой, — сказала она. — Прием, которому один человек научил меня давным-давно. Прием оставаться неопознаваемой. — Она содрогнулась. Бобби читал, как люди содрогались — главным образом в скверных романах, но сам ни разу не видел. — А в толпе я умею стоять далеко позади. Бедный старый Салл-Джон. Помнишь его бо-ло?

Бобби кивнул и улыбнулся.

— Помню, как он захотел показать класс и закрутил его не только между руками и за спиной, а еще и между ног. И здорово врезал себе по яйцам, так что все чуть не умерли со смеху. Тут прибежали девчонки — и ты в их числе, я совершенно уверен — и начали спрашивать, что случилось, а мы не говорили. Ну и злилась же ты!