Трык.
Уилли еще секунду-две смотрит на автоответчик, словно ожидая, что он снова заговорит — будет угрожать ему, может быть, обвинит его во всех преступлениях, в которых он обвиняет себя, — но ничего не происходит.
— Порядок, — бормочет он, убирая украшенную канителью картонку назад в чемоданчик, закрывает его и на этот раз защелкивает. Спереди чемоданчик пересекает наклейка с надписью, окаймленной американскими флажками: «Я ГОРЖУСЬ ТЕМ, ЧТО СЛУЖИЛ», — гласит она.
— Порядок, беби, поверь, тебе же будет лучше.
Он выходит из конторы, закрывает дверь. «МЕЖГОРОДСКОЙ ОБОГРЕВ И ОХЛАЖДЕНИЕ» сообщает матовое стекло у него за спиной. Он запирает все три замка.
На полпути по коридору он видит Ральфа Уильямсона, одного из пузатеньких бухгалтеров из «Финансового планирования Гаровича» (насколько приходилось видеть Уилли, все бухгалтеры Гаровича — пузатенькие). В одной розовой руке Ральфа зажат ключ с деревянной пластинкой на цепочке, из чего Уилли делает вывод, что смотрит на бухгалтера, которому требуется помочиться. Ключ на деревяшке! Если хренов ключ на хреновой деревяшке не заставит тебя вспомнить радости приходской школы, вспомнить всех этих монашек с волосатыми подбородками и все эти деревянные линейки, лупящие по пальцам, так уж ничто не заставит. И знаешь что? Скорее всего Ральфу Уильямсону нравится этот ключ на деревяшке, как и мыло в виде кролика на веревочке, как и клоун, который болтается с крана горячей воды в его ванной дома. Ну и что? Не судите, не то, бля, судимы будете.
— Эй, Ральфи, как делишки?
Ральф оборачивается, видит Уилли, веселеет.
— Э-эй, привет! Счастливого Рождества!
Уилли ухмыляется на выражение глаз Ральфа. Мудила-пузанчик его обожает, ну и что? Ральф же видит парня в таком порядке, что скулы сводит. Это тебе должно нравиться, деточка, должно!
— И тебе, братишка. — Он протягивает руку (на ней перчатка, и он может не думать о том, что рука заметно светлее лица) ладонью вверх. — Давай пять!
Ральф застенчиво улыбается и кладет руку на ладонь.
— Давай десять!
Ральф поворачивает пухлую розовую ладонь, и Уилли хлопает по ней.
— До чего здорово! Надо повторить! — восклицает Уилли и дает Ральфу еще пять. — Кончил с рождественскими покупками, а Ральфи?
— Почти, — говорит Ральф, ухмыляясь и побрякивая ключом о деревяшку. — Угу, почти. А ты, Уилли?
Уилли подмигивает ему.
— Знаешь, как это бывает, братишка. У меня баб две-три, и я позволяю каждой купить мне сувенирчик.
Восхищенная улыбка Ральфа намекает, что вообще-то он не знает, но очень бы хотел узнать.
— Вызвали куда-то?
— На весь день. Сейчас же самый сезон, понимаешь?
— Так у тебя вроде бы круглый год сезон. Дела, наверное, идут хорошо. Тебя же днями в конторе не бывает.
— Потому-то Бог и ниспослал нам автоответчики, Ральфи. А ты иди-иди, не то придется повозиться с мокрым пятном на лучших твоих габардиновых брюках.
Смеясь (и немножко краснея), Ральф направляется к мужскому туалету.
Уилли идет к лифтам, одной рукой сжимая ручку чемоданчика, другой проверяя очки в кармане пиджака — там ли они? Они там. Там и конверт, тугой, шуршащий двадцатидолларовыми купюрами. Их пятнадцать. Подошло время полицейскому Уилоку навестить его. Собственно, Уилли ждал Уилока еще вчера. Может, он не покажет носа до завтра, но Уилли не сомневается, что увидит его сегодня… не то чтобы Уилли так уж это радовало. Он знает, что так устроен мир: колеса надо смазывать, если хочешь, чтобы твой фургон продолжал двигаться, но все равно затаивает злость. Частенько выпадают дни, когда он с наслаждением пустил бы пулю в голову Джаспера Уилока. Именно так порой случалось в зелени. Так неминуемо случалось. Взять для примера хоть Мейлфанта. Мудака психованного с этими его прыщами и колодой карт.
Да-да, в зелени все было по-другому. В зелени иной раз приходилось поступать скверно, чтобы предотвратить что-то куда более скверное. Такое поведение показывает для начала, что ты оказался не в том месте, это само собой, но раз уж ты угодил в омут, так плыви. Он и его ребята из батальона Браво пробыли с ребятами батальона Дельта всего несколько дней, так что Уилли почти не пришлось иметь дело с Мейлфантом, но его пронзительный, скрежещущий голос забыть трудно, и он запомнил выкрики Мейлфанта, если во время его бесконечных «червей» кто-то пытался взять назад уже положенную карту: «Нетушки, мудила! Раз пойдено, значит, сыграно!»
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу