Стивен Кинг - Сердца в Атлантиде

— Нат хороший парень, — сказал я. — У него есть завиральные идеи, но и только.

— Завиральные КОММУНИСТИЧЕСКИЕ идеи, вот какие, — сказал Хью Бреннен. Его старший брат служил на флоте, и последнее письмо от него пришло из Южно-Китайского моря. Хью не терпел мирников. Как республиканцу и стороннику Голдуотера, мне следовало бы чувствовать то же самое, однако Нат начал немножко меня пронимать. У меня было много всяких заимствованных сведений, но доводами в пользу войны я не располагал… и у меня не хватало времени подобрать их. Не хватало, чтобы заняться социологией, а уж тем более на препирательства об иностранной политике США.

Я практически уверен, что именно в этот вечер я чуть было не позвонил Эннмари Сьюси. Телефонная будка напротив двери гостиной была пуста, карман мне оттягивала мелочь — плод моей недавней победы в «червях», и я внезапно решил, что Время Настало. Я набрал ее номер по памяти (хотя на секунду задумался, вспоминая последние четыре цифры — 8146 или 8164? и бросил в щелку три четвертака, когда телефонистка потребовала заплатить за соединение. Услышал один гудок и бросил трубку на рычаг, услышал, как мои монеты скатились к дверце возврата, и забрал их.

Дня два спустя — незадолго до Дня Всех Святых — Нат купил пластинку певца, про которого я вроде бы что-то слышал, но и только. Фила Окса. Народные, но не под блям-блям-блям банджо. Конверт пластинки с растрепанным трубадуром, сидящим на краю тротуара в Нью-Йорке, как-то не сочетался с другими конвертами пластинок на полке Ната — Дин Мартин в смокинге и слегка пьяный на вид, Митч Миллер с его улыбкой, приглашающий спеть с ним, Диана Рени в миди-блузке и задорной матросской шапочке. Пластинка Окса называлась «Больше я не марширую», и Нат часто ее ставил, когда дни стали заметно короче и холоднее. Да я и сам ее часто ставил, благо Нат, казалось, ничего против не имел.

В голосе Окса звучал гнев перед своим бессилием. Полагаю, мне это нравилось, потому что я ощущал себя бессильным. Он походил на Дилана, но был менее сложен и более определенен в своей ярости. Лучшая песня на пластинке — и также наиболее тревожащая — была титульная. В этой песне Окс не просто подсказывал, но в открытую заявлял, что война того не стоит, война никогда того не стоит. Подобная мысль в соединении с образом молодых ребят, которые тысячами и десятками тысяч просто уходят от Линдона и его вьетнамской мании, взбудоражила меня, и чувство это не имело никакого отношения ни к истории, ни к политике, ни к логическому мышлению. Людей я убил миллионов пять, теперь меня в бой они гонят опять, но больше я не марширую, — пел Фил Окс через усилитель маленького «Свинглайна» Ната. Иными словами, просто хватит. Хватит делать то, что они говорят, хватит делать то, чего они хотят, хватит играть в их игру. Очень старую игру, и в ней Стерва охотится на тебя.

И может быть, чтобы доказать серьезность своего решения, ты начинаешь носить символ своего сопротивления — что-то, что сначала вызывает у других удивление, а потом и желание примкнуть. Через пару дней после Дня Всех Святых Нат Хоппенстенд показал нам, каким будет этот символ. А начало положила одна из смятых газет, брошенных в гостиной третьего этажа.

— О черт! Вы только поглядите! — сказал Билли Марчант.

Харви Туилли тасовал колоду за столом Билли, Ленни Дориа подсчитывал очки, и Билли воспользовался случаем быстренько просмотреть местные новости в «Ньюс». Кэрби Макклендон — небритый, высокий, весь дергающийся, уже готовый к свиданию со всеми этими детскими аспириновыми таблетками — наклонился, чтобы заглянуть в газету.

Билли отпрянул и помахал рукой перед своим лицом.

— Черт, Кэрб, когда ты в последний раз принимал душ? В День Колумба [27] 12 октября. ? Четвертого июля?

— Дай посмотреть, — сказал Кэрби, пропуская его слова мимо ушей, и выхватил газету. — Бля, это же Рви-Рви!

Ронни Мейлфант вскочил так стремительно, что опрокинул свой стул, завороженный мыслью, что Стоук попал в газету. Если на страницах «Дерри ньюс» (естественно, кроме спортивных) фигурировали студенты, это всегда означало, что они во что-то вляпались. Вокруг Кэрби собрались и другие — мы со Скипом в их числе. Да, это был Стоукли Джонс III, но не только он. На заднем плане среди лиц, почти — но не совсем — распавшихся на точки…

— Черт, это же Нат! — сказал Скип с насмешливым изумлением.

— А прямо перед ним Кэрол Гербер, — сказал я странным растерянным голосом. Я узнал курточку с «ХАРВИЧСКАЯ ГОРОДСКАЯ ШКОЛА» на спине; узнал светлые волосы, падающие «конским хвостом» на воротник курточки; узнал линялые джинсы. И я узнал лицо. Даже почти отвернутое и затененное плакатом «США, ВОН ИЗ ВЬЕТНАМА ТЕПЕРЬ ЖЕ!», я узнал это лицо. — Моя девушка.