Януш Леон Вишневский - Триптих. Одиночество в Сети

— Вы замечательно танцевали. Скажите, вы случайно не с острова Уайт? — крикнул он ей вслед.

— Нет, — ответила она, прежде чем скрыться в дверях, ведущих в отель.

Он встал и последовал за ней.

ОНА:

Париж, 16 июля 1996 г.

Я люблю тебя. Очень. А еще больше я радуюсь, что могу тебя любить. Хотя это всего лишь почти вся правда (я не хочу тут забираться слишком далеко). И не воспринимай меня сегодня слишком серьезно.

Во мне, несомненно, происходит какая-то биохимическая реакция. Я запустила в кровеносную систему чудесную жидкость под названием бренди «Ани», армянский коньяк, кажется, единственный спиртной напиток, который пил Черчилль. Теперь я знаю, почему он выбрал именно его. Не понимаю только, почему у него была постоянно депрессия. Наверно, в этом виноваты вечные лондонские туманы.

Сейчас я всецело благодарна миру за то, что он существует, и за то, что я существую в нем. Я так люблю такое состояние. Тем более что через 52 часа и 36 минут ты должен приземлиться в Париже. Кроме того, сегодня я немножко разнузданная, но, наверно, это не из-за Ренуара. Главным образом из-за Аси. Это она уговорила меня поехать после д'Орси прямиком в музей эротики неподалеку от площади Пигаль. Сперва импрессионист создал у меня настроение, а потом меня возбуждали всеми видами искусства. Такого музея нет больше нигде. Угадай, что мне больше запомнилось — Ренуар или эротика?

Это плохо, что эротика? Ася говорит, нет, потому что иногда надо почувствовать себя секси. Я спросила у нее, что она делает, чтобы почувствовать себя секси, когда она не в Париже. И знаешь, что ответила мне сверхвпечатлительная интеллектуалка Иоанна Магдалена? А ответила она буквально следующее: «Я надеваю обтягивающее платье и не надеваю трусики».

Кто бы мог подумать, что это так просто.

Знаешь, что я заметила в Асе во время осмотра этого музея? Она была захвачена женственностью во всех ее проявлениях. По-моему, Асю с недавнего времени привлекают женщины. Из того, что она порой рассказывает, следует, что ни один мужчина по-настоящему не достигает того уровня, какой она себе вообразила. Я знаю от нее самой, что она способна наслаждаться сексом, но и знаю также, что мужчина для этого ей не нужен.

Когда мы вышли из этого музея, мне захотелось оказаться в одиночестве. Страшно захотелось. И лучше всего у себя в номере. Возможно, когда-нибудь я расскажу тебе, почему именно там. У меня был слишком высокий уровень окситоцина, чтобы переносить рядом с собой кого-нибудь, кроме тебя. Информирую тебя об этом по случаю, как любителя теории гормонов. И притом исключительно «в дело», как ты выражаешься. Может, это пригодится тебе для исследований.

Асю я попросила оставить меня одну. Она ничуть не протестовала. Насколько я ее знаю, ей тоже хотелось побыть в одиночестве. Я отправилась в «Кафе де Флор». Главным образом для того, чтобы написать тебе мейл. Я еще ни разу не писала тебе ничего на бумаге. И подумала, что в «Кафе де Флор» я могла бы попробовать. Тут писали Камю, Сартр и Превер. Попробовала. Необыкновенное ощущение. Обычный лист, на котором могло бы быть пятно от пролитого вина или отпечаток губ на другой стороне. Интернет этого не заменит. Трудно сосать мейл, а у меня было такое желание пососать салфетку, на которой я писала тебе в «Кафе де Флор». А кроме того, опасно писать тебе мейл, лежа голой в ванне. В последнее время это моя самая большая мечта. Писать тебе мейл в ванне. В крови вино, сверху меня прикрывает пена с ароматом бергамота, кипариса и мандарина, и я слушаю музыку, ощущаю вибрацию голоса Моррисона. Это можно делать только под напряжением. Но, естественно, не электрическим. Поэтому нельзя взять в ванну интернет, но я все равно обожаю его.

Половина этого текста появилась там. В «Кафе де Флор». А вторая совсем недалеко оттуда. В другом, еще более культовом парижском кафе «Де Дё Маго». Не понимаю, что интеллектуалы нашли в этом кафе. Кофе там ужасный. У горячего шоколада вкус, точно у жура [23] Жур — суп на мучной закваске. в баре в Плоцке. Как жур это неплохо, но как шоколад чудовищно. Единственно красивый интерьер, и вино действует. Но вот уже несколько дней вино на меня действует везде. Там я написала еще несколько строчек этого текста, который сейчас переписываю в комнатке за стойкой портье нашей гостиницы в Париже. Скоро пробьет полночь. Портье развлекает Алицию и Асю, а мне разрешил погостить на диске своего компьютера. Я в связи с этим немножко распущенная и все думаю, заметил ли он, что сегодня у Аси нет трусиков под облегающим платьем. Она сама мне показала, что нету. Однако я чувствую, что мы в безопасности, потому что никто, кроме тебя, этого не прочтет. Я отошлю этот текст и сотру его. В основном потому, что хочу быть распущенной и развратной только для тебя.