Петер Штамм - Не сегодня — завтра

В гостинице он собрал вещи. Спустился к стойке регистрации и сказал, что уезжает. Портье потребовалось много времени, чтобы выписать счет. Андреас взял с подставки открытку с пятью солнечными видами деревни: католическая и протестантская церкви, ратуша, конгресс-холл и крыльцо старого здания, с которого некий борец за свободу давным-давно держал важную речь. Наконец портье закончил подсчеты, Андреас поставил открытку на место и расплатился.

Легкое утреннее настроение прошло. Андреас чувствовал себя усталым и не знал, что делать. Не думая, никуда не стремясь, он поехал на запад. Слушал радио, классическую станцию, на которой сравнивали разные записи одного и того же произведения. Ведущая обсуждала с двумя музыкантами, мужчиной и женщиной, различия в интерпретациях. Одна казалась им слишком быстрой, другая — слишком медленной. Они критиковали чересчур выделявшихся солистов и оркестрантов, которые играли вяло, или неточно, или не с тем чувством. Андреас пытался услышать различия, но в большинстве случаев ему это не удавалось.

Чем дальше он уезжал на запад, тем хуже было слышно. Музыка все чаще прерывалась шумовыми помехами, потом внезапно заработала другая станция — французское радио, где крутили поп-музыку и двое ведущих, перебивая друг друга, взбудораженно несли какую-то чушь. Андреас вставил торчавшую в магнитофоне кассету. Это был курс немецкого, который они с Дельфиной слушали по пути в Швейцарию. Приятный мужчина, рассказывавший о том, как завтракает колбасой и сыром, доезжает до работы на автобусе, обедает в столовой, выбирая среди трех аппетитных блюд, и снова возвращается домой по окончании рабочего дня.

После ужина я сажусь перед телевизором и смотрю новости. Вечерние программы меня особо не интересуют, а интересные передачи начинаются, как правило, слишком поздно. Я рано ложусь. Ночь пролетает быстро. И когда утром звенит будильник, я не всегда чувствую себя выспавшимся. Следующий день проходит точно так же.

Андреас свернул на стоянку для отдыха. Сидел и слушал, как человек рассказывает свою жизнь. На последних фразах он весь сжался, его била мелкая, похожая на озноб дрожь. Сдавило горло, он начал всхлипывать — сухо и коротко. Когда наконец появились слезы, дрожь прошла, и он успокоился. Положив голову на руль, он долго плакал, точно не зная почему.

Запись продолжала играть. Когда Андреас снова пришел в себя, женщина с чрезмерно четким произношением говорила:

Я моюсь. Ты моешься. Он моется. Мы моемся. Вы моетесь. Они моются.

Он вынул кассету из магнитофона. Пошел умыться в небольшой туалет. Кассету он выбросил в урну, на которой на четырех языках было написано: «Спасибо». Сел за один из бетонных столиков, стоявших на ярком солнце. Немного отдохнув, поехал дальше.

За сто километров до Парижа Андреас свернул на запад. Ему казалось, он смотрит на себя с высоты и видит, как движется в темноте по незнакомой местности. Дорога долго шла через поля и леса, мимо заброшенных деревень. Изредка возникали города, и тогда на обочине появлялись световые рекламы дешевых отелей и торговых центров. Однажды Андреас чуть не заснул. Машина незаметно для него медленно выехала на полосу обгона. Лишь громкое, длительное гудение вывело его из забытья. Он резко повернул руль, «ситроен» качнулся и начал опасно вилять, другая машина обогнала его так близко, что они едва-едва не столкнулись. Сердце Андреаса громко стучало. Он опустил стекло. В салон ворвался теплый воздух, кузнечики стрекотали так громко, что их было слышно даже за гулом мотора.

Андреас снова включил радио. На «Франс культюр» шла одна из его любимых передач — « Du jour au lendemain ». [14] В один прекрасный день ( фр. ). Журналист задавал вопросы французскому писателю, имя которого Андреас ни разу не слышал и которого якобы невозможно было читать. Писатель давал пространные ответы, из которых Андреас — даже закрыв окно — понимал лишь половину. Раньше он был верующим, говорил писатель, даже хотел стать священником, но когда сам стал творцом, писателем, то начал сомневаться в Боге. Теперь он верит только в собственное «я», в жизненную энергию, которая сильнее мук и болей, сильнее окружающей всех смерти. Жизненная энергия одного человека в итоге оказывается сильнее абсолюта, подрывает его основы, заставляет его погаснуть, сойти на нет. Собственное «Я» с большой буквы, сказал он. Андреас позавидовал самоуверенности этого человека. У него собственный образ никогда не складывался с такой четкостью. Возможно, поэтому он и вел заурядную жизнь. Одинаковость дней была для него единственной опорой. Без места, без квартиры, без расписаний, регулярных встреч с любовницами и друзьями он был всего лишь крошечной точкой посреди неуютного, пустынного пейзажа.