Гела Чкванава - Гладиаторы

Однажды они с Кобой оказались в схожей ситуации и Коба сказал, что на тех, кому приходится коротать ночь в полевых условиях, наваливается невыносимая тоска: чтобы разогнать ее, кружечка чая — первое дело. Внимательно вглядываясь в людей у костра, Дато подумал, что им сейчас в самый раз заняться чаем, поскольку ночь в разоренном санатории вряд ли способна настроить на веселый лад.

— Директор этого борделя наверняка удрал первым, — сказал вчера Коба, когда они с холма разглядывали корпуса санатория. — Как началась война, так и улизнул. Сейчас посиживает где-нибудь в теплом местечке и рассказывает таким же трусливым крысам о сладостном прошлом, когда у его кабинета выстраивалась очередь из длинноногих блондинок…

— Не заводись! — проворчал тогда Дато.

— Отчего же? Будь я директором этого борделя, тоже вешал бы людям лапшу на уши про веселые денечки, когда я был здесь хозяином…

Желание закурить становилось невыносимым, но он держался. Раз захотелось курить, значит, он не боялся. Не храбрился, а действительно не боялся. Просто был «напряжен и сконцентрирован», как говорил майор.

Человек в кожанке прислонил дверь под углом, ударил ее каблуком, пытаясь сломать. Паркет и дверные косяки отступавшая армия успела сжечь.

Тот, в кожанке, очевидно, повредил ногу, и его сменил боевик во френче. Сидевшая в «Виллисе» личность выскочила из машины и оказалась женщиной небольшого роста. Она подошла к костру, протянула к огню руки. У нее было кругленькое личико, из тех, какие Коба называл «аккуратненькими». На ней ладно сидела престижная американская униформа, хотя куртка и брюки были разных расцветок. Боевик в кожанке подтащил дверь к лестнице, один конец положил на край ступеньки и вспрыгнул на дверь обеими ногами.

— Если бы вы сейчас спали, ублюдки, я бы вам обязательно приснился! — еле слышно проговорил Дато. Его снова охватило ощущение уверенности, будто все они попались в западню и находились в полной его власти.

Женщина что-то строго выговаривала обоим боевикам, пытавшимся разломать дверь на дрова. До Дато доносился ее высокий капризный голос с придирчивыми нотками. Она распекала их в характерном для женщин ласково-укоряющем тоне. И манеры у нее были соответствующие: сразу можно было догадаться, что эта особа считала своей обязанностью навязывать окружающим свои желания.

— Не хотите ли, господа, пятки свои показать. Я, чтоб вы знали, страсть как по ним соскучился! — сказал Дато чуть слышно, как бы про себя. Ему вдруг припомнилась эта излюбленная майорская затравка, подначка неприятеля перед атакой. Вспомнив майора, он перевел взгляд на гранаты, лежащие перед ним, и еще раз помянул своего командира добрым словом, поскольку благодаря ему отлично умел ими пользоваться. Не терпелось выстрелить в того, в кожаной перчатке, — он больше всех раздражал. Но и другой, в портупее и лакированных сапогах, раздражал не меньше своими чванливыми манерами. Будь сейчас рядом Коба, то непременно сказал бы про этих картинных щеголей, что во время боя их надо оставлять напоследок: такие пижоны первыми празднуют труса и всех остальных заражают паникой. Этим приемам и кое-чему еще Коба научился у майора. Оба воображали себя великими психологами. Возможно, они и были ими.

Второй этаж здания по-прежнему оставался затемненным. Дато не мог понять, что столько времени делал поднявшийся наверх. Может, его выставили дозорным?..

Ему везло. Это было ясно. Как будто их специально кто-то собрал всех вместе у костра и теперь соблазнял Дато — стреляй! Соблазнял, как женщина соблазняет желанного мужчину бедрами, обтянутыми воблипку; не только собрал вместе, но еще и подсветил пляшущим пламенем костра, выставил как в рекламной витрине под светом неона. Искушая Дато, они стояли под прицелом его пулемета, как бы демонстрируя этим неверие в его решимость.

Дато решил осмотреть одноэтажное строение, где, по его мнению, содержался скот. Осторожно отполз назад. Легкий ветерок внезапно донес до его ушей отдаленный вой танкового мотора. Когда окончательно уверился, что не ошибается и это действительно танк, первое, что ощутил со всей четкостью — свои вспотевшие ладони. Звук шел снизу, из предгорья. Лязга гусениц не было слышно — их перекрывал рев мотора. Это означало, что танк еще далеко. Дато наконец понял и то, почему обитатели санатория чувствовали себя так спокойно: очевидно, вместе с танком они ожидали пополнения.

Он сам удивился, как спокойно и легко взбежал по лестнице на третий этаж. Там встал у окна, замер и стал ждать. С этого места грохот танка доносился четче, но света фар еще не было видно. Иногда рев мотора вроде бы чуть затихал, но в следующую минуту опять усливался, разносясь по всему ущелью. Дато перешел на другую сторону здания. Находившиеся в вестибюле с высоты третьего этажа не были видны. Он спустился на этаж ниже.