Ребекка Маккаи - Запретное чтение

Я упустила из виду и еще кое-что, помимо того, что двадцать шесть минус десять будет шестнадцать: я ведь всегда понимала, что слова пастора Боба о том, что человек в состоянии изменить свою природу, — это ужасная, опаснейшая глупость. Но разве не пыталась я изменить Иэна, изменив условия его жизни? Я не понимала, что человек не в состоянии изменить себя в первую очередь потому, что он не в состоянии изменить своего происхождения и среды, в которой он появился на свет. Я могла бы отвезти Иэна на Плутон, но его мать по-прежнему осталась бы его матерью, а отец — отцом, и голос пастора Боба звучал бы у него в голове до глубокой старости.

Вернувшись в машину, я обнаружила, что Иэн оставил на сиденье кассету с австралийским гимном — как будто хотел, чтобы кассета заменила в машине его самого, а может, надеялся этим меня насмешить. Я не стала ее включать. Мне больше хотелось послушать русский гимн с его героической грустью или американский, который своим помпезным мотивом и уверенным ритмом всякий раз — на парадах и спортивных соревнованиях — заставлял меня забыть, что, вообще-то, заканчивается он вопросительным знаком.

Через два дня я была дома, в Чикаго, в нашей квартире под облаками. Я не выходила на улицу целую неделю, и мне нравилось осознавать, что все это время моя нога не ступала на планету Земля. Мама постоянно говорила что-нибудь вроде: «Кем бы он ни был, ты скоро его забудешь. Поверь мне, они того не стоят!» — и приносила мне бутерброды. Отец подмигивал мне у нее за спиной. Я много смотрела в окно на озеро. И долго спала по утрам.

Прошло десять дней, а из Ганнибала по-прежнему не было ни звонков, ни писем, ни повесток в суд. По дороге в Чикаго, когда я пересекла уже половину Индианы, мне позвонил Алексей.

— Мальчик сошел с автобуса в Ганнибале, штат Миссури, — сообщил он. — Этот город назван в честь великого завоевателя Ганнибала?

Я ответила, что, вероятнее всего, да, и добавила, что расскажу отцу, как хорошо он, Алексей, выполнил свое задание. Я была очень рада, что он не стал просить меня выйти за него замуж. Иэн так и не позвонил мне с запасного телефона Алексея — наверное, это был хороший знак. Хотя это означало и то, что я, видимо, больше никогда не услышу его голос.

В Сети я нашла только одно, до обидного короткое сообщение: «Десятилетний житель Ганнибала, сбежавший из дома, вернулся в семью. В последний раз Иэна Дрейка видели в воскресенье 19 марта, а в среду 29 марта он сам вернулся в Ганнибал». Я ожидала возмущенной реакции от «Лолоблога» и групп активистов, организовавших пикет в поддержку Иэна, но сообщение о его возвращении не вызвало почти никакого отклика, если не считать нескольких комментариев, которые добавились к обсуждениям прошлых статей на эту тему. С другой стороны, борьба против пастора Боба продолжалась, и хотя свежие сообщения упоминали Иэна лишь вскользь («начало движению было положено исчезновением десятилетнего мальчика, участвующего в детской программе ʽСчастливых сердецʼ» и т. д.), было понятно, что его побег сконцентрировал внимание активистов исключительно на фигуре пастора Боба. Ну что ж, это уже было кое-что. Они по-прежнему надеялись сформировать против него судебное дело, но затея по-прежнему была безнадежной. Я была немного разочарована, что судьба самого ребенка их ничуть не интересовала, особенно теперь, когда он вернулся домой и драма была окончена. С другой стороны, не хотела же я, чтобы они высадили десант в Ганнибале и окружили дом Иэна, размахивая плакатами. Достаточно было того, что его одноклассники — те, что посообразительнее, — наверняка прочитали эти статьи и рассказали всей школе, что Иэн убегал из дома из-за того, что он, оказывается, гей, но скрывает это. Ни к чему было привлекать к нему еще больше внимания. Наверное, я просто хотела, чтобы кто-нибудь волновался за него так же, как я.

Ну а на сайте пастора Боба, как я и предполагала, появилось лишь очень туманное и самодовольное сообщение: «Исчезновение и благословенное возвращение одного из юных членов нашей паствы вызвало большой интерес к нам со стороны прессы. Мы всегда радуемся возможности донести слово Божье до более широкой публики, в особенности если речь идет о людях, чьи взгляды отличаются от наших и которым еще только предстоит увидеть Божественный свет. Господь испытывает нас, в этом нет никаких сомнений, но мы знаем, что возвращение нашей драгоценнейшей овцы — знак Свыше и что точно так же, как Блудный Сын вернулся к отцу своему, обретя знание, покорность и благодать, так и наш юный друг вернулся к своему Божественному отцу и ко всем нам со Счастливым Сердцем». Я закатила глаза и показала монитору средний палец, как будто кто-то мог меня в этот момент увидеть и кому-то вообще было дело до того, что я по этому поводу думаю. Никто на меня не смотрел, и никому не было до меня дела.