Михаил Нисенбаум - Почта святого Валентина

— Мадам! Ваши гвардейцы прибыли, можем стартовать.

Голова была общеизвестная и принадлежала дружку Максима, Гришке Пузанову, майору войск радиационной, химической и биологической защиты, хозяину ЧОПа «Гризли» и большому любителю всех мужских удовольствий: охоты, бани, шашлыков и автогонок.

— Боюсь, Гриша, сегодня мадам обречена вести оседлый образ жизни. — Галина с горечью показала на искалеченный автомобиль. — Главное, минуты две назад, кажется, я видела угонщиков.

— Ты? Видела? Так что ж мы тут время теряем! Номер запомнила? Садись! Быстрей! Быстрей!

Клацнула дверь, джип обжег протекторами снежную дорогу. В машине оказался еще один друг мужа, Славик, егоза и хохотун. Галя повеселела — теперь она не одна. Она как раз рассказывала мужчинам, что воры спасли ее от прыжка с самолета, когда Славик резко ткнул в стекло и сказал:

— Ни фига не спасли. Вот они.

Заметив преследователей, «Газель» юркнула во дворы, потом выскочила в переулок и рванула в сторону набережных. Да только мыслимое ли дело «Газели» тягаться с Пузановским джипом!

Через пять минут погони похитителей прижали к бордюру, и майор, размахивая пистолетом, вытаскивал из кабины вусмерть перепуганного бородача.

— И что? Они вернули колеса? — спросила у Пузанова Рената Катасонова.

— Не просто вернули. Они их сами поставили на место, да еще машину почистили! — самодовольно прокричал майор, сидевший напротив Стемнина. — К тому же мы захватили трофей — свинтили у них оба номера.

— Почему не колеса?

— Да на что мне колеса от «Газели»?

— А на что тебе номера?

— Это не мне. Это им урок.

— Все понимаю. Развод? Чудесно. Колеса воруют — очаровательно. Погоня — превосходно! Но зачем, объясните мне бога ради, нужно еще бросаться с самолета? — сказала Галя, вызвав очередной гомерический припадок у компании в шлемах.

— Галина! Вы все поймете в полете, — отвечал инструктор Николай, не присоединившийся к общему веселью. — В полете вообще много понимаешь по-другому. Даже слово «развод» станет другим.

— Как это другим?

— Считайте, другого цвета. Или другим на вкус. А может, вообще исчезнет, так сказать, из лексикона.

Стемнин смотрел на двух расстающихся сегодня людей, с которыми успел познакомиться на занятиях и тренировках, и никак не мог понять, что они разводятся. «Если такие добрые, чуткие, близкие люди расходятся, какова цена этим союзам? Зачем вообще устраивать свадьбы, венчаться, оформлять какие-то документы, если через десять или сколько там лет даже такие гали с максимами становятся чужими? Зачем делать вид, что это навсегда?»

И в самом деле воздух в самолете был заряжен дружелюбием, еще более ярким от тревоги. Настроение было скорее предсвадебным, чем предразлучным. Но ошибки не было: перед полетом Стемнин своими глазами видел формалиново-серые листки свидетельств о разводе.

Шинкуя пропеллером стужу, самолет набрал нужную высоту, и Николай поманил Стемнина: он должен был страховать парашютистов у люка. Зимнее солнце пробило брешь в борту самолета. Лязгали крючки, заметалась прядь волос, выбившаяся у Гали из-под шлема, утихли смешки.

— Третий пошел! Приготовиться Максиму и Гале!

Расстающиеся прыгали в тандеме. Ведущим был многоопытный Максим.

— Я рядом. Все будет хорошо. — Он потихоньку просунул эти слова под край шлема, прижимаясь к ней. — Ничего не бойся.

— И за борт ее бросает в набежавшую волну, — пропела Галя, и они прыгнули.

Обожгло и смыло свежестью жуть — еще до того, как она услышала над собой торопливое трепетание «медузы». Трех минут падения — еще до того, как «медуза» вытянула «крыло», — ей хватило, чтобы понять, какой смысл был и в этом прыжке, и в жизни. Она почувствовала всем подобравшимся нутром, что они с мужем не расстаются, что самое главное — доверие и поддержка — остаются с ними навсегда. И то, что она на земле числила безвременно умершим, здесь, в морозном трехкилометровом вздохе неба, оказалось живым, невредимым, вечным. Наконец рыжий шелк крыла повалил их с Максимом в снег и прокатил метра четыре — румяных, смеющихся, снова влюбленных, хотя бы на это мгновение.

Разноцветные купола, сверху похожие на крыши фантастических летающих домов, вразнобой тянулись к белым полям. Миссия была выполнена, по крайней мере миссия Стемнина. Теперь, как и уговаривались, они с Колей должны прыгнуть с пяти тысяч метров. Конечно, бывший преподаватель не напрыгал даже на сертификат категории В, то есть не набрал пятидесяти прыжков, но Янавичюс был уверен, что Стемнин готов. На сей раз они могли находиться в свободном полете по меньшей мере двадцать минут. За четверть часа свободного полета небо становится твоей стихией и можно понять, камень ты или идея, мясо или дух. Точнее, почувствовать, что никаких противоречий здесь нет. По крайней мере, так утверждал Николай. В опустевшем салоне «кукурузника» потемнело — еще и потому, что никто больше не гомонил, не кричал и не смеялся. Николай смотрел себе под ноги, думал о чем-то, похоже, никак не связанном с полетами.