– Шкандаль – с укоризной бросил ему вслед Стефан.
"Скорее всего, тоже дипломат", – подумал Левша и, следуя у незнакомого попутчика в кильватере, прошел в вагон.
Вернулся бродячий филателист, только когда стало тепло, давно отцвели вишни и, по вечерам, до головокружения пахло сиренью. Где и как провел несколько месяцев и доплыл ли до далекой Австралии, он благоразумно умолчал. Одет Стеф был по-европейски модно и дорого. Темно-коричневый замшевый пиджак, ослепительно белая батистовая рубашка, черные брюки из тонкой шерсти и туфли с золотистыми пряжками от "Чезаре Пачотти", делали его похожим на оперного певца первой величины. На носу, вместо роговых, красовались очки в золотой оправе, а правой рукой путешественник небрежно держал резную тросточку из сандалового дерева. Когда он протягивал барменше непомерные чаевые, то Левша обратил внимание на сжимавшие запястье левой руки швейцарские золотые часы с браслетом. "С таким франтом можно было и по афере поработать" – подумал он.
Несмотря на столь респектабельный вид, Стеф временно отказался возвратить занятые у Апазида деньги. Грек возмутился и согласился ждать три дня, а поле этого пообещал включить счетчик.
– Я сейчас без наличностей, – веско заявил Стеф негоцианту, поглядывая на часы. – Рассчитаюсь через неделю. Все вложил в дело.
Он стал в позу фехтовальщика, как шпагой прикоснулся тростью к левой стороне Апазидовой груди и небрежно добавил:
– Греческий Гобсек, як щё вы будьте таким жорстоким, я выклычу вас на дуэль. Вы маете дело со Стефаном Радзивиллом. Ваши никчемные деньги как в банке. За мной не заржавеет.
– А за мной тем более. – Белоснежным носовым платком Грек потер то место, к которому прикоснулся Стеф, бросил его в урну, отвел в сторону Левшу и недовольно проворчал:
– Что у тебя общего с этим полу сумаcшедшим дуэлянтом?
Вместе с внешним лоском Стеф приобрел уверенность в себе, говорил с расстановкой и даже плечи держал на одном уровне. Но с наличкой у него было туговато.
"Наверняка Альбина успела выпотрошить", – подумал Левша, примеряя кожаную куртку "Харли Девидсон", которую Стеф привез ему в подарок.
Реставратор ненадолго пропал, а дней через десять вернулся и привез полтора десятка игровых автоматов третьего поколения. "Одноруких бандитов" временно складировали у Левши в коридоре и в прихожей, и он каждое утро испытывал неудобство, протискиваясь к двери в их узком лабиринте.
Пристроить автоматы в дело так, чтоб они давали прибыль, не удалось, и было решено их продать. Покупателей подыскал Апазид, с условием, что после сделки Стеф погасит долг. Автоматы уплыли в неизвестном направлении, а вместо денег продавец получил чек, срок действия которого истекал через два дня. Дело было под вечер в пятницу, банки уже закрылись и Левша понял, что Стеф не получит ничего. После продолжительных переговоров, выступавший гарантом сделки, Грек, согласился принять чек, с условием, что в половину его стоимости войдет долг Стефа, а вторую половину негоциант обещал отдать через месяц.
Рассчитался Апазид только осенью. Вместо денег Стеф получил на руки целый грузовик подтаявших леденцов, петушков на палочках, "подушечек" и карамелек. Из разорванного картонного ящика Стеф недовольно выловил оплывшего розового петушка на палочке, и, как будто, он был причиной его неудачи, мысленно отождествив петушка с Апазидом, с ненавистью откусил ему голову, уронил под ноги и растоптал.
Реализовать конфеты в розничной сети не взялся никто и Стеф отвез их в Высокополье. Будущая теща замесила на них брагу и целую зиму гнала самогон на продажу. Процесс затянулся до весны, и потому, как на реализации стоял не просыхающий ни на минуту тещин кум, Стеф не получил ни копейки.
Левша полностью разуверился в деловых качествах Стефа и, когда реставратор предложил ехать в Среднюю Азию за ядами и затем переправлять их за кордон, благоразумно отказался.
Через полгода Стеф потерял свой заграничный лоск и артистический вид. Последними ушли золотые швейцарские часы и только, слегка подтоптанные, со сношенными каблуками, и потускневшими пряжками "Пачотти" и сандаловый стек свидетельствовали о его былом финансовом могуществе и процветании.
Но Стеф не упал духом, а только спустился на грешную землю и чуть сбавил обороты. На занятые у Левши деньги он привез из Невиномыска устройство по изготовлению сладкой сахарной ваты, снял на окраине гараж, закупил сахар, и ночи напролет колдовал над ее изготовлением. Злополучная вата упорно не хотела получаться съедобной на вид, сбивалась комками и напоминала клочья мыльной пены после стирки, но энтузиаст не делал и шагу назад. Несколько раз кулинар с коробком от телевизора через плечо, полным до отказа восточными сладостями, выходил на "Магистраль", но расторговаться так и не смог. Слегка разуверившись в успехе, новоявленный кондитер прекратил производство и стал раздавать вату даром, но дело все равно почему-то шло туго. Выручил коробейника одинокий бомж, слонявшийся в поисках пропитания. Стеф вручил ему злополучный ящик, тот радостно утащил его к себе под мост и пропировал с братвой целые сутки. Художник продал оставшийся сахар и у него на руках опять появились приличные деньги, а Левше вместо долга он доставил замысловатое устройство по изготовлению ваты. Заимодавец поставил его в прихожей на то место, где когда-то стояли "Однорукие бандиты" и каждое утро, спотыкаясь о бочкообразный цилиндр, вспоминал Стефа добрым словом.
Читать дальше