Андрей Цаплиенко - Экватор. Черный цвет & Белый цвет

— Ну, как же? Был. Слышал все. Слова знакомые, а смысл непонятен. Угадал все буквы, но не угадал слово. Я, Иваныч, понял, за что посадили меня, но не понял, за что тебя.

Он был разменной монетой. Сергея зацепили мимоходом, для того, чтобы уничтожить меня. Но сам он о трюке Тайлера-младшего не догадается, а я ему в этом не помощник. К открытым створкам задних дверей подошел Суа. Он мрачно посмотрел на нас. Черный громила был явно чем-то недоволен.

Я попытался отвлечь внимание Журавлева от мыслей о степени моей виновности и спросил Суа.

— Скажите, Джонсон, а это не вы были там в «Бунгало»?

— Когда именно? — переспросил суровый офицер спецназа.

— Ну, тогда, когда вы сбили самолет.

Джонсон ничуть не растерялся.

— Я всегда оказываюсь в нужное время в нужном месте.

Он сказал это так, словно хлестнул меня словами. Вежливого офицера, который терпеливо дожидался, пока мы переберемся из бунгало в задний отсек «фольксвагена», отныне больше не существовало. Передо мной был дикий и сильный убийца. Я сразу понял по его интонации, что больше от него не стоит ждать ничего хорошего. Он может уничтожить меня так же спокойно, как и Левочкина со всем его экипажем. И, кажется, потом, в «Бунгало», я увидел именно его. Маргарет была права. Я вспомнил, как выглядел человек, которого она хотела пригласить третьим в постель.

— Суа, если в ресторане были Вы, тогда где же Ваша золотая цепь? Такая толстая?

Джонсон хмыкнул и злобно посмотрел на меня.

— Сменил на более тонкую. — ответил он, подумав лишь мгновение. — Вот поглядите.

Он запустил руку себе за пазуху и вытащил из-под пятнистой камуфлированной майки изящную золотую цепочку. Она, как маятник, качнулась из стороны в сторону. На цепочке, весело поблескивая золотыми руками, танцевала Лакшми. Еще недавно золотая индианка так же весело плясала у меня перед глазами на лобовом стекле моего автомобиля. Невероятно. Как она могла попасть к Джонсону? Но, впрочем, тут нечему было удивляться. Чарльза-младшего не интересовали золотые предметы в моей машине. Он думал только о мести. О золоте подумали его подручные. Этому Суа поручили обыскать мою машину. И он сделал это со всей добросовестностью африканского офицера.

Я много раз до этого сталкивался в Африке с крохоборством высокопоставленных людей в форме. Один из первых своих контрактов я заключал в Республике Берег Слоновой Кости. В то время эта страна считалась одной из самых спокойных в Африке. Тем не менее, мои партнеры предложили мне государственную охрану. Моим телохранителем был офицер элитного подразделения местной армии. Высокий, крепкий. Во многом похожий на Суа Джонсона. За одним исключением. Альйю, так звали офицера, был белым. Он держал себя с таким достоинством, словно накануне закончил Вест-Пойнт. Малиновый берет на его большой голове сидел настолько идеально, что, казалось, Альйю носит его с детства. Я вскоре узнал его историю. Его отцом был француз-колонист, поселившийся в Западной Африке. Мать местная. Когда Альйю подрос, родители развелись, и отец уехал назад во Францию. Но все же для сына он успел кое-что сделать, а именно отправил его учиться в элитное военное училище под Парижем. Парень закончил его с отличием и, вернувшись домой, стал делать блистательную военную карьеру, которая сулила в скором времени новые звания и возможности. Когда я беседовал с ним, на его плечах уже держались майорские погоны. Но — увы — Африка есть Африка. На пятый день знакомства вышколенный офицер стал интересоваться броскими часами на моей руке. Такими большими, блестящими и напоказ дорогими. Часы производили неизгладимое впечатление на боевиков, крестьян и мелких торговцев. Но Альйю не был ни тем, ни другим, ни третьим. Белый боевой офицер. Вот кем он мне казался. Я ошибался. Внутри, под налетом вышколенности и европейского опыта, притаился характер самого обычного мелкого мздоимца из бедной страны. В первый день нашего знакомства он вскользь, осторожно, поинтересовался маркой моих часов. А в последний уже пытался уговорить поменять их на местные безделушки из поддельного красного дерева или отдать их ему в качестве подарка. К окончанию моей поездки я презирал этого человека, превратившегося в попрошайку, а он, понимая мои чувства, все же продолжал свои неуклюжие попытки получить часы. К слову, я их ему не отдал.

Джонсон, как я уже сказал, очень походил на белого негра Альйю. Достоин презрения, это было несомненно. Но я возненавидел его не за внешнюю схожесть. И не за то, что он убил Арама Левочкина. Меня начинала трясти мелкая дрожи от мысли, что он обыскивал мою машину, и что теперь к его телу прикасается кулон, который мне отдала Маргарет. Изменившая мне, пустившаяся во все тяжкие ради минутного удовольствия или, вполне возможно, из корыстных соображений. Но все же она была моей невестой. Которую я продолжал любить. Эта моя любовь стала еще сильнее в тот момент, когда я увидел в руке у Джонсона золотую многорукую танцовщицу. Внутри меня словно распрямилась пружина. Она долгое время находилась в сжатом состоянии, и я даже не подозревал о ее существовании. А тут вдруг ощутил ее. Ощутил физическую силу, распиравшую меня изнутри. И когда пружина разжалась, я распрямился вместе с ней. С того самого места, где я сидел, эта сила подняла меня и бросила прямо на Джонсона. Он опешил. Суа и в мыслях представить не мог, что деморализованный ослабленный узник накинется на него с кулаками и примется крошить и крушить его могучее тело.