Ёсио Мори - Сокровенное желание

Все еще прижимая к себе малыша, который вопил, дергая руками и ногами, я сказала:

— Сестрица, он все плачет.

— Ничего. Пусть поплачет. Здесь можно — хозяйка не слышит, — отозвалась сестра, продолжая крутиться на турнике. Я даже немного удивилась.

Дом старьевщика, где жила сестра, находился за целый квартал от парка. Однажды я ходила туда вместе с матерью; в тесной лавчонке были навалены кучей старые патефоны, радиоприемники, шерстяные одеяла, оставшиеся от американцев, швейные машинки, сундуки. На шкафу лежали изношенные армейские ботинки, которые вряд ли можно было продать.

Хозяин лишь для виду приторговывал старьем, на самом же деле ссужал деньги под проценты. И здорово на этом наживался. На шахте Окадзаки многие брали у него. И нам пришлось, когда в начале года от плеврита умирал отец и понадобились деньги сначала на больницу, потом на похороны. Мы еще не успели вернуть ссуду, как домой возвратился шестнадцатилетний братец Кунио, тоже подхвативший плеврит на чугунолитейном заводе в Ногате. Чтобы выпутаться из долгов, мать за проценты отдала сестру в семью старьевщика Таминэ, в няньки. Таминэ она очень приглянулась, и он сказал, что согласен взять ее в дом нянчить внука.

— Замучил меня, — в сердцах сказала я и протянула ребенка сестре, все еще висевшей на турнике.

— Положи его на траву, — раздосадованно ответила та, и не думая слезать с турника; зацепившись ногами за перекладину, отпустила руки и повисла вниз головой.

— Видала? — воскликнула она и, глядя на меня снизу вверх, рассмеялась.

Я положила на землю орущего младенца и зонтиком заслонила его от солнца. Он кричал все громче и громче. Я сбросила ранец и, промокнув платьем потную спину, позвала сестру.

— Еще немножко! Еще разок перекувырнусь — и все! — Вцепившись в перекладину, она взметнула вверх ноги, перевернулась и спрыгнула на землю.

— Ты вся мокрая, — сказала я, посмотрев на сестру.

Подолом она отерла пот с лица.

— Вечно хнычет, прямо не знаю, что с ним делать, — сердито пробурчала она и взяла на руки ребенка.

Он тут же умолк, будто и не плакал. Сестра улыбнулась мне и с нежностью сказала:

— Пойдем в тенек, Сэцуко.

— Пошли, — согласилась я и подняла ранец и помочи. Вдруг я вспомнила что-то очень важное. В ранце у меня лежало кое-что, что я собиралась подарить сегодня сестре.

— Ко-тян, хочешь вкусненького? — спросила я, устраиваясь рядом с ней под деревом.

— Вкусненького?

Сестра, отстранив от себя малыша, посмотрела на меня.

— Пастилы, — пояснила я, открывая ранец.

— Пастилы? Откуда она у тебя? — удивилась сестра.

Все-таки удивилась! Я обрадованно достала из ранца пастилу. Это была всего лишь четвертинка палочки — кусочек сантиметров в пять. Я разломила, содрав серебристую обертку, и протянула половинку сестре.

— На.

— Откуда это у тебя? — поинтересовалась сестра, протягивая руку. Она знала, что дома мы видели только бататовые лепешки на сахарине, а на пастилу и тому подобную роскошь денег никогда не хватало.

— Позавчера тетушка Танигути принесла. — Я откусила кусочек. Сестра тоже надкусила.

— Вкусно!

Сладко, вкусно — губы сами расплывались в улыбке.

— Чего это вдруг тетушка принесла пастилу? — спросила сестра, доев и облизывая пальцы.

— Она переезжает. На шахту Фудзисима в Акаикэмати. Позавчера пришла к матери прощаться и принесла пастилу.

— Понятно.

Она пришла, когда мать вернулась с работы и еще переодевалась. Мать попросила ее подождать, и тетушка ласково смотрела на нее, пока она снимала грязные рабочие шаровары и натягивала юбку. Потом серьезно сказала:

— Ну вот, пришла попрощаться с вами.

— Вы ведь завтра уезжаете? — спросила мать.

— Да, но за грузовиком придется идти с самого утра.

— Какая жалость, что вы уезжаете, мне будет очень грустно без вас, — проговорила мать упавшим голосом.

— Ничего, это совсем близко, вы сможете приходить ко мне в гости, — старалась подбодрить мать тетушка Танигути.

— Да нет, не смогу. А теперь, когда и отца нет, совсем тоска, не с кем поговорить.

— Да, жаль его… Рано умер. И сгорел-то от какого-то плеврита! Сколько раз его в шахте засыпало, и ничего.

— Да. Если уж помирать, так лучше в шахте, хоть семья деньги получит. А так, от болезни, — ни гроша не достанется. Да простит мне отец эти слова! Что поделаешь, с такой кровью деньги достаются…

— Верно. Но Хироси вроде парень самостоятельный.

— Да ему еще только восемнадцать.