Иван Дроздов - Шальные миллионы

Костя не на шутку испугался: «Вдруг генерала кондратий хватит!»

— Да вы успокойтесь, генерал. Давайте обсудим.

— Чего обсуждать? Сдадим государству.

— Государству?.. Ладно, сдавайте государству, а мою долю отдайте.

— Какую долю?

— Не забывайтесь, Старрок! Уговор дороже денег. И помните: эта операция не последняя. Не советую ссориться.

Подгреб к себе сумку и высыпал все содержимое на стол. Разделил на три части, — одну ссыпал в свой дипломат.

— Бывайте, генерал…

И решительным шагом направился к двери.

— Постойте, погодите! — кричал Старрок.

Но Костя его не слышал.

За стойкой дежурного увидел капитана Сизова. Взяли милицейскую машину, поехали к институту, но, не доезжая метров двести, отпустили автомобиль. С некоторым беспокойством подходили к стоянке. Машина — на месте, и все в ней было в порядке.

— Вы где живете? — спросил Костя капитана.

— Здесь недалеко, возле Мальцевского рынка.

— Я вас подвезу.

А когда подъехали, Костя сказал капитану.

— Надеюсь, вы понимаете, какие ценности в ваших руках?

— Думаю, да, понимаю. Многие миллионы.

— Им нет цены. Спрячьте термос и некоторое время не трогайте его.

— Благодарю, майор. Я так и сделаю.

Домой к дяде Васе Костя приехал в шестом часу вечера. Анны не было, она уехала в Сестрорецк за продуктами. Не стал обедать, пошел в сарай, запрятал там часть сокровищ, другую часть он оставил в городе, в гараже. Завалился в постель и проспал до одиннадцати часов следующего дня.

Вышел в гостиную и не узнал ее. На окнах висели тяжелые желтые шторы, на столе — шелковая скатерть, по всему полу — растительного орнамента ковер в теплых, золотисто-коричневых тонах. И вазы с цветами, и безделушки современные и прошлых лет, и бронзовая люстра со множеством хрустальных подвесок. Ничто здесь не нарушало законов гармонии и создавало радужное настроение. Возле камина хлопотала Полина Тимофеевна и сама принаряженная — в бежевом платье с коричневой отделкой.

— Что тут происходит?

— Мы вчера с Анютой до двух часов ночи прибирали и меню составляли.

На завтрак принесла ему бифштекс с гарниром, салат, тонко нарезанный лимон, яблоки. В высоком хрустальном фужере янтарно блестел апельсиновый сок.

«Деньги… вот их сила и власть, — подумал Костя, — такую жизнь готовят для себя новые хозяева России».

— Где дядя Вася? — спросил у Полины.

— Гуляет. Ему делают массаж и втирают муравьиный спирт. Он теперь ходит даже в магазин.

Пришла Анна. Поздоровалась с Костей. От завтрака отказалась, поднялась наверх. Костя последовал за ней. Она сидела за столом и смотрела на него с какой-то отрешенностью и тревогой. Попыталась улыбнуться, но и улыбка вышла не ее, чужая.

Костя сел в кресло, включил электрический камин. Глядя на мятущиеся всполохи ложного огня, сказал:

— Ты ни о чем меня не спрашиваешь?

— О чем я должна вас спрашивать?

— А судьба ценностей, добытых тобою с таким трудом, тебя не интересует?

Взгляд девушки был устремлен в окно, за которым шел дождь и печально шумела сосновая роща.

Костя понял: девушку потрясла операция, она чувствует себя причастной к преступлению.

— Ты вчера писала?

Анюта замотала головой: нет, не писала.

— Не пишется?

Кивнула.

— У меня до сих пор трясутся руки. Я всю ночь не спала.

— Будешь знать, какова у меня работа, — попытался пошутить Костя. И, сдвинув брови, строгим голосом добавил: — Аннушка, каюсь, что втравил тебя в операцию. Прости меня, родная, не предполагал, что она так взъерошит твою душу. Но ты умная, хорошая, должна понять, что это моя служебная обязанность. Операцию поручил начальник, не мог же я сказать: «Мне это дело не с руки, подыщите другого». Он тогда предложил бы мне иную работу. И гонял бы я сейчас мелких жуликов, воришек… Надеюсь, ты не хочешь видеть меня в роли участкового?

Помолчав немного, добавил:

— Ты же сама вызвалась помогать мне. И вот — помогла. И шла на старуху с таким же легким сердцем и даже с азартом, как там, на Дону.

— Не могу забыть, как она хрипела… Впервые видела, как умирает человек.

— Ну, во-первых, Регина Бондарь не умерла, — соврал Костя, хотя он и сейчас точно не знал, что же случилось со старухой. — Старая ведьма очухалась, и ее отвезли в больницу.

— Она подняла тревогу?

— Ни Боже мой! Молчит как рыба. И будет молчать до гроба. И даже, если ей сунут под нос черную сумку и спросят: «Твоя?», она будет вопить: «Я эту сумку вижу в первый раз!» Одно дело для нее утратить сокровища, а другое — признаться в том, что они у нее были. Ты должна понять: не преступление мы совершили, а преступника обезвредили, не дали уплыть нашему достоянию за границу.