Иван Дроздов - Шальные миллионы

Старая ведьма опасна. Она, если заподозрит неладное, примет любые меры. Ей стоит пальцем шевельнуть, и тебя не станет, ты ухнешь в омут, как ухнул всесильный самонадеянный Тариэл.

Думы, одна другой безысходнее и мрачнее, лезли ему в голову, и он не видел в конце длинного и темного тоннеля ни малейшего просвета. Уж ему являлись мысли объявить себе отставку, но тут же в глубинах сознания вскипало самолюбие: «Шерлок Холмс все мог, а я не могу. Ну нет, сдаваться не торопись».

Светила полная луна, и между берез в ее синеватом свете он вдруг различил силуэт человека, — он будто бы перебежал от одной березы к другой. «Мафия! — прострелила мысль. — Соперничающая мафия! Они знают о моем задании, решили меня захватить. Может, и устранить с дороги. Ах, я глупая башка! Пошел в лес и не подумал».

Встал за ствол большой березы. В кармане в специальном пакете было несколько влажных повязок на рот и нос на случай применения газовых баллончиков. Вынул свой баллончик — сильный, парализует в мгновение и укладывает на три-четыре часа. Нащупал в кармане пистолет. Слух обострился, и он ловил каждый шорох. Ага! Шаги. Совсем рядом. Вот и тень человека. Это уже второй. Их много!

Опустился на колени, лег пластом, на живот. Тихо пополз в сторону густо темнеющих кустов, — видимо, орешника. Полз все быстрее и оглядывал лес, каждое дерево. Вдруг у них собака! Но нет, собаки, кажется, не слышно. И они его потеряли, они сами его боятся.

Забравшись в кусты и почувствовав себя в относительной безопасности, продолжал напряженно размышлять, кто да с какой целью его выслеживает, какие силы вступили в игру и откуда их направляют. Одно он знал наверняка: за ним охотятся, старуха, сидящая на куче золота, — в осаде. И охоту на нее ведет не одна, а может, и две, и три мафии. И тут кавказцы! У них носы длинные, и сюда успели их сунуть. Но Старрок! Как он мог выдать их тайну?

И хотя им овладел нешуточный страх, он зорко оглядывал лунные пятна между деревьев, — не прошмыгнет ли тень? Не зашуршит ли трава под ногами? Осторожно выбрался из зарослей, уже видел знакомый силуэт крайней на поселке дачи, знал, что возле нее с противоположной стороны — пруд, а за прудом густой, почти непроходимый лес. Он там не однажды собирал грибы и знал, где и как укрыться, и как незаметным пробраться к дому дяди Васи.

Лес хранил тишину, и Костя, подвигаясь по избранному им маршруту, уже начинал думать, что все ему померещилось, что в лесу никого нет. Ему стало неловко за свою трусость, он ускорил шаги, перешел на бег и вскоре захлопнул за собой дверь и облегченно вздохнул. У двери на коврике лежал Персик — небольшой беспородный пес, и по тому, как он был спокоен, Костя понял, что во дворе, в саду и в самой даче нет посторонних и он может ложиться спать.

Сон не приходил долго. Думал о том, кто и как мог организовать за ним слежку, — уж не Старрок ли? Одно было ясно, — и это утешало, — никому не нужна его жизнь, а нужно золото, на опасную, рискованную охоту за которым он устремился.

Заснул он под утро и проспал до двенадцати часов. Пришел к Анне, она писала и была так сосредоточена на своих думах, что не заметила Костю. Он стоял и любовался молодой «Жорж Санд». И думал: «А что, может, она и поталантливее будет, чем Жорж Санд, мадам де Сталь, Агата Кристи? Почему бы и нет!» И стоял у двери, и смотрел, как рука ее, пухлая, словно у младенца, летает над листом и как строчки нижутся одна к другой.

— Не помешаю?

Ответила не сразу.

— Помешали, но все равно, — рада вас видеть.

Отклонилась на спинку кресла, приветливо улыбнулась.

— Поди, рано встала?

— Да, в пятом часу. До семи писала, потом ездила на автомобиле. Машина — прелесть, это такая радость, такая радость!

У Кости сердце зашлось: не предупредил, не остерег, — могли бы кавказцы напасть. Почему-то думалось, что мафия, учинившая за ним слежку, — кавказская.

— Тебя никто не останавливал?

— Нет, кому я нужна? Да и езжу по углам медвежьим, петляю по лесу, словно лисица.

— Совет тебе дам один: научись разгадывать, нет ли за тобой хвоста. На такую машину подонки разные зарятся.

— Буду осторожна.

Задумалась. Смотрела в открытую дверь балкона. Знать, опасная работа у Кости, коль предупреждает. Болело за него сердце, лезли в душу дурные предчувствия. И он, видимо, понял ход ее тайных мыслей.

— О чем думаешь, Анюта? Не обо мне ль кручина?

Повернулась дева в его сторону, смотрит на Костю. И такой теплый, лучистый свет льется из ее больших серо-синих, как донская вода, глаз! Так она по-домашнему хороша в накинутой на плечи вязаной кофте, такая свежесть от пухлых губ, румяного лица, от всей ее девичьей, туго сбитой фигуры. Костя смотрел на нее и боялся, что все тайные мысли она разгадает, что поймет: он любит ее, как не любил никого на свете, что с того дня, как он ее увидел, вся его жизнь наполнилась одним единственным желанием видеть ее, слышать ее голос и что нет для него выше счастья, чем сознавать: она рядом, он может с ней общаться, говорить, смотреть в ее ясные и такие завораживающие глаза.