Виктория Платова - Stalingrad, станция метро

не вынуждена.

Никто ее не вынуждает. И сейчас, проводив Праматерь, она отправится вместе с Мусей на Чкаловский проспект, к лежачей больной Ляльке- жилатье (до него все-таки романтическое Vór- und Zúname, [28] Имя и фамилия (нем.) трудно поверить, что принадлежит оно какой-то страшно ядовитой твари!). И, в довесок к Ляльке и Мусе, еще к трем старухам — вздорным, капризным, но таким прекрасным и трогательным. А пока они будут добираться, Елизавета попросит Мусю рассказать ей историю жизни жилатье, и историю эволюции агам, и историю любви каскоголовых сцинков к влажным тропическим лесам Новой Гвинеи.

Или где там обитают каскоголовые сцинки?

В двух или трех местах на планете, а может — только в одном. Но они все равно есть, хоть их популяция неуклонно сокращается.

…А инопланетного дельфина не существует.

Существует ТТ— она хорошая певица. Собственно, этот факт не ставился Елизаветой под сомнение и после завершившейся столь плачевно встречи на вокзале. А ее последствия… Они не стали катастрофическими, как можно было предположить. Там, на перроне, Елизавета пережила клиническую смерть и какое-то время находилась в коме, но потом дела пошли на поправку. И обошлось — что совсем уж удивительно — без ее обычных полуночных грез относительно будущего. В которых она, уже не княгиня Монакская, а… а… уффф… кто? кто?.. не канцлер же Германии, в самом деле!.. тогда кто? некая богатая… некая знаменитая, очень богатая и и очень знаменитая… тухляк! цирк на проволоке, как выражается Праматерь. Или вот еще: она — супермегакосмический детектив с лицензией на убийство. Детектив выполняет деликатные поручения сильных мира сего по обе стороны Атлантики, по обе стороны Тихого океана, а также Черного и Азовского морей… Но теперь он занят исключительно тайной фотографии, на которой изображен его покойный друг и одна известная особа…

Господи, какая херь!

Она — Елизавета Гейнзе, сотрудница хосписа. И больше никто. Не богатая, не знаменитая, не канцлер и не детектив. И даже не толстая жаба, что бы не утверждали некоторые просветленные, якобы умеющие стоять на краю крыши на руках.

ТТникогда не делала этого.

И множество других вещей тоже. Ей, например, и в голову бы не пришло заглядывать в чужие светящиеся окна, представляя, что за жизнь там протекает. Она не останавливалась в дешевых гостиницах на одну ночь — только в дорогих; и попробуй поставить ей в номер гладиолусы вместо ирисов — ваза с цветами тотчас полетит тебе в голову. Добровольно встать под дождь она может лишь в одном случае — когда это необходимо для съемок клипа… Она не сочиняет новые тексты для книг, в которых сохранилось только название.

И она — не путешествует.

То есть она наверняка путешествует, посещая самые экзотические уголки планеты: для этого фрахтуются самолеты и корабли, заранее бронируются коттеджи и бунгало, заранее прорабатываются ресторанные меню.

Но когда Елизавета говорит «путешествует», она имеет в виду «странствует». А странствия недоступны ТТ,для странствий нужно быть совсем другой.

Der anderer. [29] Иная (нем.) Или все-таки die?..

Такой, как Праматерь Всего Сущего. Как Карлуша. Как Илья, каким он был на капитанском мостике счастливого дирижабля. Как мальчики и девочки, которых Елизавета время от времени провожает к автобусной остановке. Она никак не может привыкнуть к пути по цельнометаллическим улицам и всячески пытается расцветить их: пока получается не очень, но она старается. Можно ли назвать этот путь «странствием»? Наверное — нет. Странствия были до и будут после, а цельнометаллические улицы — всего лишь неизбежность, и ее нужно каким-то образом пережить. Для того и существует Елизавета Гейнзе, — чтобы помочь пережить.

Наверное, и ТТпомогает кому-то что-то пережить.

Она — действительно хорошая певица. Тогда почему Елизавету не покидает ощущение, что она лжет? Катя Дрель — не лжет, и все другие надувные динозавры не лгут. Они такие, как есть, и не стараются казаться кем-то иным.

Кем-то, кто знает истину.

Никто не знает истины. Даже водитель веселого оранжевого автобуса, Елизавете никак не удается разглядеть его лицо —

хотя они регулярно встречаются на остановке. И за два года, прошедшие с самой первой встречи, сталкивались неоднократно. Он всегда говорит одно и то же:

Детям в переднюю дверь!..

Может быть, это и есть истина?