Инка Парей - Сумрак

Ему стало тошно, но отвести взгляд от хвоста он не мог. Он стоял, нерешительно раздумывая, не сбросить ли на землю эти бесхозные вещи, чтобы сесть.

Силуэт, вынырнувший из кустов, отбросил тень до того, как старик успел рассмотреть молодого человека зверского вида, наверное, даже опасного, лицо парня вселило в старика страх. Человек, ухмыляясь, бесстыдно и невыносимо медленно застегивал штаны.

Они смотрели друг на друга оценивающе, как двое мужчин. Старик чувствовал, что нет ничего хорошего, когда молодой человек бросает на старика такой взгляд. Парень пнул камешек и двинулся вперед дергающейся, отвратительной, качающейся походкой, словно бросая вызов всему, что могло попасться ему на пути, — смраду речного берега и воды, кустам, пыли.

Старик чувствовал, что тот, другой, меряет взглядом линию, соединяющую его с ним и скамейкой, на которой лежали куртка и лисий хвост. Парень явно ждал, когда старик допустит неверное движение, конечно, зачем еще мог он таскаться с этой непристойной, грязной и вонючей дрянью, как не для того, чтобы создать повод для ссоры.

Если он сейчас сделает какое-то движение, то парень может на него наброситься, если же не сделает ничего, то он, вероятно, сначала начнет словесно его оскорблять, а потом все равно набросится. Из такой ситуации нет никакого выхода.

— Подожди меня.

Что это за голос? Он был ему, без сомнения, знаком.

— Постой! Отдай. Ты же сказал, что отдашь, ты же обещал.

Старик увидел, как чуть поодаль из кустов ивняка выбралась девушка. Сначала ему показалось, что она ползет на коленях, но потом он понял, что в этом месте в прибрежных зарослях была ложбинка. Она заметила старика, только когда полностью вылезла из кустов и принялась отряхиваться — она вся была в земле и прилипших к спине прошлогодних листьях. Она была очень бледна и выглядела еще толще, чем обычно.

Узнав его, она покраснела.

— Добрый день.

Парень небрежно обернулся, бросил что-то себе под ноги, вдавил в мягкую землю носком кроссовки и затоптал ямку.

С сильно бьющимся сердцем старик побрел дальше. Вокруг больше никого не было видно. Но когда он по мостику шел с островка, ему навстречу попалась женщина с двумя пуделями. На женщине была надета серая кроличья куртка, а собачки жизнерадостно прыгали и рвались с поводков.

Перед ним была теперь казавшаяся бесконечно длинной гравийная дорожка, ведущая назад, к воротам. Старик свернул влево. Сейчас ему было жарко. От жары все предметы вокруг виделись ближе, они обступали его, и это было очень тягостно. Все ощущения стали невыносимо отчетливыми — опухшие руки, стекловидное тягучее тепло, исходившее от черной садовой скамейки, полная неподвижность, висевшая над кварталом.

У какой-то стелы на середине боковой дорожки он остановился. От памятника исходил слабый запах гниющих отбросов. Жертвы двух мировых войн и тирании взывают к миру, значилось на стене. Старик оперся костылем на верхний ряд букв, достал из кармана носовой платок и вытер со лба пот. На колонне была высечена стройная девушка в длинной юбке и с чашей в руках. Каменная скульптура была до того грубой и безвкусной, что старик поспешил отвести от нее взгляд.

Снова появилась женщина с собаками; она привязала их к столбу, подошла к поросшей кустарником купе деревьев, оглянулась по сторонам, раздвинула ветки и исчезла в рощице; собаки принялись неистово лаять.

В половине четвертого он снова был на мосту, тот человек все еще стоял у перил. Похоже, он кого-то ждал, напряженно при этом разглядывая старую автомобильную покрышку, которая, цепляясь за камни, скользила по воде.

Сейчас человек был очень близко, но он стоял боком к старику, и тот не мог отчетливо рассмотреть лицо ожидающего незнакомца. Или он все же запомнил его, бездумно, не запечатлев увиденное в сознании?

Между перилами моста и прибрежным кустарником, разделенными расстоянием в несколько шагов, на краю площадки, огороженной пустотелыми бетонными глыбами, стоял киоск. Два пьяных ветерана, сидя на перевернутых ведрах, грелись на солнышке. На мосту появился маленький мальчик. Было жарко, ребенок шел по мосту босиком, в маечке и трусиках. Лицо было разделено пополам очками с непомерно толстыми стеклами, за ними прятались беспомощно моргавшие крошечные глазки. Битумное покрытие тротуара щетинилось мелкими камешками, мальчик, стиснув зубы, то и дело болезненно подпрыгивал. Ребенок тащил за собой перевернутую сумку, ручки которой бились о прутья перил.