Сергей Алексеев - Рой

— Я на пасеке живу, — проговорил Иона. — С отцом конфликт вышел… Да еще и Алешка этот, впутался… Пока там… Пасека запущена, все делать надо. Отец-то — сама видишь — какой стал.

— Все уже передумала, — Катерина выдернула из шкафа вязаную шаль, набросила на плечи и встала у окна, глядя на реку. — Может, мотор сломался? С лодкой что? Или с Валентиной… Теща его говорит, плохо чувствовала себя последнее время. Скорее всего, беременная… Или с Тимкой? Влез куда-нибудь. Характер-то у него…

— Характер у него — да, — протянул Иона. — В каждой бочке затычка.

Катерина вдруг потеряла интерес и снова встала у окна. И глаза ее остекленели, как тогда…

— Катя, — позвал он. — Катерина Егоровна?

— Ты знаешь, я вспомнила, — она повернула к нему испуганное лицо. — В то утро, как ему из Стремянки уехать, курица у вас петухом заорала! Это такая плохая примета… И чувство какое-то было… Господи, уж не… — она замолчала, закуталась в шаль. — Тьфу-тьфу-тьфу… Народ-то по реке какой… Как у себя дома…

На улице зарокотал мотоцикл. Катерина, а за ней и Иона вышли на улицу. Дядя Саша Глазырин снял шлем, бросил его в коляску.

Катерина ушла, и замысловатый узор вязаной шали запечатлелся в глазах Ионы, как солнечное пятно, если долго на него смотреть.

— Побеседовали? — спросил дядя Саша.

— Так, неопределенно, — пробурчал Иона. — Конкретно не успели.

— Никуда она не денется, — уверенно бросил Глазырин. — Поломается для виду и пойдет. Ей без этого никак нельзя. Гордая она женщина. И себе цену знает… Думаешь, зря к вам ходит? Моет, стирает там? Нет, брат, не зря. Я ихнюю породу знаю!.. Куда он делся, за ногу его? Ну, паразит, если у дяди загулял, я ему дам! Он у меня справит переезд!

Дядя Саша Глазырин когда-то был участковым в Стремянке и заварзинских ребят знал как облупленных. Тому же Ионе, хотя он председательский сын, самолично драл уши, когда он с другими ребятишками откручивал трубки в тракторах на самопалы.

— Характер у Тимки, — вздохнул Иона. — Схлестнулся, поди, с браконьерами, и…

— Да не должно… Ты не гляди, что он — парень-ухарь. Вообще-то он осторожный, все взвесит, все осмотрит… Тем более с женой ехал… — Дядя Саша расстегнул китель и выпустил на волю брюшко. — Это как же растравить надо, чтоб он в драку кинулся? Чтоб осторожность потерял?.. Нет, он ученый уже, стреляный воробей.

— Темнеет, поеду, — Иона оглянулся на окна Катерины.

— Ты что, с отцом поскандалил? — неожиданно спросил дядя Саша. — Отец на тебя сильно сердитый, прямо слышать не хочет.

Иона наклонился к нему, помолчал, пожевал губу.

— А хочешь знать, почему? Я, дядя Саша, человек прямой и скажу откровенно, — он сделал паузу. — Батя-то мой на Катерину посматривает! Только между нами… Я чувствую.

— Брось ты! — замахал руками дядя Саша Глазырин. — Он же старше на двадцать лет! Тоже, нашел…

— Вот тебе и брось. У меня нюх на это дело. Я по глазам человека вижу, чем он дышит. — Иона оседлал велосипед. — Сам иногда удивляюсь… В том и дело, что старше. Из ума выживать начал. Он как-то сказал мне на пасеке, мол, гляди, за Катерину башку оторву. Я все и понял. Глаза человека выдают. У меня вообще подозрение: не больной ли он? Знаешь, дядь Саш, я таких нездоровых людей видел…

— Перестань, — засмеялся Глазырин. — Ему лет сто износу не будет.

— Поживем — увидим, — дипломатично сказал Иона.

… Утро на пасеке было дремотным и тихим. Как в разгар бабьего лета, откуда-то взялась паутина в прозрачном воздухе: то ли с прошлого года осталась, то ли невидимые в гарях паучки, проснувшись от зимней спячки, перепутали все на свете и натянули новую, не в срок, не в сезон…

Тихое было утро. Лишь где-то далеко в шелкопрядниках со свадебным азартом перестукивались дятлы, подзывая к себе целомудренных самок и отпугивая соперников.

Иона проснулся с ощущением беспокойства. Артюша, разложив чертежи, ползал на полу и что-то рисовал красным карандашом; солнечные пятна лежали на стенах, золотился мох в пазах между бревнами и лишь широкий печной зев глядел черно и нездорово. Иона вспомнил о Тимофее, затем о Катерине, об отношениях с отцом, наконец о своей работе на складе чермета, но не успокоился.

— Ты пасеку смотрел? — спросил он Артющу. — Все в порядке?

— Так точно! — по-военному бодро доложил Артюша. — Я как оборотня стрелил, так он нигде больше не показывается.

Когда Иона встал, позавтракал и прошелся по леваде, утреннее беспокойство ушло, растворилось в других мыслях, в других чувствах и заботах. Точно так же растворялось ощущение запахов и света, особенно острое утром. Он взял грабли и начал доделывать вчерашнюю работу, однако его опять от нее оторвали. На сей раз к пасеке подкатила «Волга», точно такая, как у отца, и Иона насторожился.