Арно Зурмински - Отечество без отцов

Так заканчивается тот наш последний совместный майский день. Сводка вермахта сообщает об успехах танковой армии Манштейна на Керченском полуострове. Звучит все это красиво.

Спустя шестьдесят лет я сижу в саду и сопровождаю моего отца в его последней поездке, которая, собственно говоря, должна была стать его свадебным путешествием, правда, без невесты. Невестой солдату служит винтовка, говорили они тогда.

Жаль, что пропали те многие фотографии, что были сделаны тогда кенигсбергским фотоаппаратом во время их свадьбы. Я бы охотно прикрепила их рядом с картой России на стену, чтобы быть рядом со счастьем моей матери и увидеть моего отца в гражданской одежде. А так я знаю его лишь в военной форме на фоне русского снега.

Чего я больше никогда не услышу, так это его губной гармошки. Возможно, он потерял ее в России. Или же у него больше не было повода играть мелодии песен?

На пограничной станции Просткен наблюдалась все та же самая процедура: одни поезда прибывали, другие отъезжали. Дети пели солдатам песни, представительницы «Молодежного женского немецкого союза» раздавали продовольственные пакеты от имени фюрера. Дезинсекция больше не проводилась. Солдаты рассуждали по этому поводу:

— Когда мы сюда вновь вернемся, то уже наступит мир. После этого придется пройти последнюю дезинсекцию, а затем будет полный порядок.

Роберт Розен ехал в веселом настроении. Едва они пересекли границу, как он тут же начал раздумывать над тем, когда ему следует ожидать очередного отпуска. Сентябрь, по его мнению, был бы для этого хорошим временем. За Белостоком он написал Эрике первые строчки:

Россия весною. Из окна поезда я вижу стариков, которые пашут на своих полях. Они запрягли коров, так как в лошадях имеется большой недостаток. Колхозные участки земли стоят необработанные и за лето целиком зарастут сорняком. Нет людей, которые должны были бы заботиться об этом. Тем, кто наверху, следовало бы вернуть в Россию несколько тысяч пленных, чтобы те привели в порядок колхозные угодья.

На рассвете поезд прибыл в Минск. Там они вновь наткнулись на госпитальный вагон, который прицепили к их поезду. Медсестры повзрослели на две недели и выглядели соответственно. Пленных, которые следовали в качестве живого щита на открытой платформе впереди паровоза, сменили. Скорее всего, те, что были в первой партии, погибли при подрывах эшелонов или замерзли насмерть от пронизывающего холодного ветра во время движения. Ну, да у них таких живых щитов было более, чем достаточно.

На соседнем железнодорожном пути минского вокзала стоял поезд, битком набитый людьми, Он состоял из товарных и пассажирских вагонов. Когда Роберт Розен рассмотрел вблизи людей, находившихся за окнами вагонов, то увидел, что у них были звезды. Он посчитал каким-то странным стечением обстоятельств то, что на вокзале в Минске встретились поезд с евреями и эшелон с отпускниками. Куда те едут? Люди в тех вагонах в окна не смотрели. Они были заняты разговорами, некоторые читали и кивали при этом головами, как будто следовали в такт какой-то мелодии. Лишь двое детишек прижали свои носы к стеклу и уставились на солдат, которые медленно проезжали мимо, отделенные от них двойными стеклами и расстоянием чуть менее трех метров. Внезапно появилась детская ручонка, которая стала водить по стеклу и дружески махать. Вдруг кто-то схватил ребенка за маленькое запястье и оторвал от стекла. Но к тому времени они уже разминулись. Последний вагон проехал мимо, открыв вид на зеленеющие деревья и серые дома у железнодорожной насыпи.

Кто-то рассказывал о том, что в Минске для немецких евреев устроено особое гетто. 23 000 евреев ехали в Минск вместе с эшелонами отпускников. Через два с половиной месяца, после того, как Роберт Розен увидел столь большое количество людей со звездами, обычные и особые гетто были ликвидированы. Поскольку Одесса уже находилась в руках немцев, то их, как говорили, отправили туда для того, чтобы раз и навсегда перевезти по Черному морю в Страну Обетованную.