Изидор Окпевхо - Последний долг

Я явственно вижу, как господин Ошевире указывает пальцем на самого вождя: вот мой сообщник! Аллах свидетель, хотел бы я видеть лицо вождя, если бы это произошло! Но я до сих пор не могу понять, что замышляет мой собеседник.

— Я понимаю вас, вождь. Думаю, в ваших словах есть смысл. Но я хочу, чтобы вы кое-что усвоили. Во-первых, я никоим образом не могу воздействовать на ход разбирательства в Идду; кроме того, нет ни малейшей возможности сделать так, чтобы меня вызвали как свидетеля по делу Ошевире.

— Но допустим, уважаемый житель этого города снабдил бы тебя нужными сведениями — неужели бы они отказались их выслушать?

— Ну, в этом случае уважаемому жителю пришлось бы подать комиссии письменное заявление и затем получить вызов для дачи свидетельских показаний. Откровенно говоря, вождь, мне кажется, если у вас лично есть какие-то факты, изобличающие господина Ошевире, вы должны сообщить об этом комиссии — конечно, если на данном этапе новые факты еще учитываются. Это была бы, я уверен, реальная помощь делу.

— М-да… ладно, майор. — Он явно отступает. — Ты знаешь, какие здесь люди. Они сразу начнут болтать, что я свожу счеты, что он мой конкурент в резиновом бизнесе и всякое такое.

— Тогда очень жаль. Если вы действительно собираетесь помочь нашей общей безопасности и готовы, не обращая внимания на болтунов, сообщить что-то важное, тогда, я думаю, вам не следует упускать этой возможности. И еще одна вещь, вождь. Чтобы бомбить нас, мятежникам не нужны никакие изменники. Просто мы слишком близко от них — если бы у них были соответствующие самолеты, они бомбили бы федеральную столицу. И как я уже сказал, во всех случаях мы, солдаты, делаем все, чтобы противостоять вражеским нападениям. Это отнюдь не просто, но смею заверить вас, мы действовали и действуем весьма эффективно. Именно для этого мы и пришли сюда. А теперь, с вашего позволения, я должен идти.

Я опять надеваю фуражку и поднимаюсь. Он нехотя поднимается вслед за мной, потирает шею, молчит, несомненно, он недоволен таким резким окончанием разговора. Этот человек неукротим, он отнимает у меня время бессмысленной болтовней.

— Что ж, майор, — в голосе его сомнение, — оставим все как есть. Не будем больше об этом.

— Хорошо, вождь. — Я уже в дверях. — Ах да. — Я оборачиваюсь.

— Что? — Он застигнут врасплох.

— Как поживает миссис Ошевире?

— С ней все в порядке. — В его глазах что-то вроде испуганного недоумения.

— Надеюсь, с ней ничего не случилось?

— Нет-нет, ничего. Совсем ничего, майор. Она… она жива и здорова.

— Я просто поинтересовался, вождь. Вы сами мне говорили, что она не чувствует себя в безопасности каждый раз, когда происходит что-то подобное. Вот я и подумал, не ужасно ли, что она и впредь будет находиться в таком положении? Мы же не можем сделать так, чтобы мятежники больше нас не бомбили. Поэтому, я полагаю, бесчеловечно бросать ее на произвол судьбы, мы же можем обеспечить ей настоящую защиту; а когда ее родной город будет освобожден, отправим ее туда под охраной, если она захочет.

— М-да…

— Сначала я предполагал поместить ее к беженцам, но потом решил, что, наверно, там ей не будет спокойнее. И тогда я всерьез подумал, что мы обязаны взять ее под охрану, тогда за ее безопасность можно будет не волноваться.

— Нет, нет, нет, майор. В этом нет необходимости. Не надо тебе этого делать.

— Вы так полагаете, вождь? — Мои сомнения разрастаются.

— Да, с ней все в порядке. Уверяю тебя, майор, с ней все в порядке. Я же говорил, что о ней забочусь, я и забочусь. Я и ее муж… мы оба были в резиновом бизнесе, поэтому… Уверяю тебя, майор, с ней все в порядке. Я за ней присматриваю. Обещаю… ничего с ней не случится. Ничего-ничего-ничего.

Теперь он выглядит довольно убого. Картина существенно переменилась: великий большой вождь, выдающийся гражданин и представитель своего народа по-детски умоляет меня не брать под охрану женщину, к мужу которой, скажем так, не испытывает особой симпатии.

— Ладно, вождь. — Я вздыхаю и поворачиваюсь. — Если я вам понадоблюсь, дайте знать.

— Большое спасибо, майор. — Он говорит с чувством и поэтому вовсе по-детски. — У нас с тобой одна забота. Я хочу сказать, что меня, как тебя, тревожит судьба беззащитных людей вроде этой женщины. Поэтому я и считаю, что обязан делать все, что могу. В конце концов, она имеет полное право жить в городе, ведь она замужем за одним из нас.

Одним из нас? Вот как? Я могу вновь обернуться и оспорить эти слова. Но зачем?