Патрик Рамбо - Хроника царствования Николя I

Впервые стало заметно, что все это наносит урон популярности Его Величества, распорядившегося непрестанно проверять, как он котируется среди подданных. И вот индексы народной любви, долгое время стоявшие в самом зените, мало-помалу начало понижаться. Прошло не так уж много месяцев, и первоначальную эйфорию сменило тягостное уныние; более половины населения уже предчувствовало мрачное будущее, готовясь встретить старость в сточных канавах подобно нынешним попрошайкам, что допоздна ошиваются в метро, пьяные, оборванные, задремывают, скукожившись на лавочках, где их жалоб не услышит никто, кроме шныряющих по ночной платформе крыс. Истерзанные страхом тридцати- и сорокалетние сбивались в батальоны неуверенных, объятые депрессией. Что до работников федеральных госслужб, которых Монарх вознамерился сократить, они положительно пали духом, рисуя себе картины доведенных до убожества, обшарпанных, как в Англии, больниц, где лечиться смогут только самые зажиточные, ибо здоровье станет предметом роскоши, а остальные, подобно тем же англичанам, примутся лечить себя сами, уж как придется, и будут наудачу, безо всяких дантистов, выдергивать себе плоскогубцами гниющие коренные зубы и склеивать «суперцементом» треснувшие протезы.

Его Величество твердо вознамерился довести начатые реформы до конца, а на этом пути полным-полно терниев, ведь в ответ на некоторые последствия его нововведений раздавались вопли о крахе или обмане; так, работник на жалованье, которому посчастливилось отработать дополнительные часы, не облагаемые налогом, вдруг убеждался, что в бумагах повышение его дохода отражено, а значит, за квартиру придется платить больше, поскольку теперь его лишили льгот. То же происходило и с расценками за ясли или за детское питание в школе, так что весь добавочный заработок сводился к нулю или даже оборачивался убытками.

Рейхсфюрерша Меркель в тот самый период двинула вспять подобные же реформы, ранее введенные в области пенсионного обеспечения, здравоохранения и занятости. В Германии эти строгие меры дали изрядный урожай бедняков, и, хотя экспорт блистательно вырос, потребление у немцев обрушилось: население дочиста выскребло свои кошельки. Чтобы предотвратить, если еще не поздно, взрыв ярости, грозивший перерасти в бунт и полный паралич страны, рейхсфюрерша Меркель стала смещать политический центр тяжести влево и уже подумывала о перераспределении богатств. «Ах, сир! — раздавались голоса. — Не уподобляйтесь тому древнему монарху, который, опустив руки перед тяготами своего времени, скорчил гримаску и изрек: „После меня хоть потоп!“ Иначе вы, сир, рискуете остаться в истории тем, кто, всходя на трон, возвестил: „При мне хоть потоп!“»

Овальный шар и седьмая вода на киселе. — Первые результаты… Увы! — В сторону мсье Золя (совсем как у Пруста!). — И снова герцог де Вильпен. — Козел отпущения из чистого золота. — Завихрения. — Восемнадцатое октября. — Императрица чудесным образом тушуется. — Взрыв на лету. — Одиночество властителей. — Как надо закаляться.

Мсье де Ла Порт обладал одному ему присущей манерой, прокатав слово-другое во рту, заглатывать их, что делало его речь неизлечимо невнятной. Кто-то из родни насмешливо сравнивал его с большим земляным червем в круглых очках; голый, как колено, череп цвета магазинной сосиски придавал ему опасное сходство с теми колбасными изделиями, за рекламу которых ему платили бешеные деньги. Смех сопровождал мсье де Ла Порта повсюду. Посредством слова и дополняющей его пантомимы он управлял сборной Франции по регби, и при нем она работала, как завод. Спорт и деньги всегда представлялись сообщающимися мирами, и тут он лишь подражал древним грекам, для которых победители-борцы или игроки в мяч становились идолами, более заслуживающими поклонения, нежели поэты. А в Спарте само слово «юноша» было синонимом игрока в мяч, и на первые Олимпийские игры отовсюду стекались не только атлеты, но и виноторговцы, лошадиные барышники, шпагоглотатели и пожиратели огня, акробаты и гадальщики. Как на любой ярмарке, вокруг стадионов крутилось изрядное число воров и мошенников, там продавали статуи, земельные участки, драгоценные украшения… Историк Павсаний упоминает даже некоего Евполида, покупавшего себе соперников для соревнований на колесницах с условием, чтобы те непременно ему проиграли. Мсье де Ла Порт лишь следовал этой освященной веками традиции, в лоне которой спорт и сделка не считались вещами несовместными.