Эли Люксембург - Волчонок Итро

Мы сидели в закутке, и наш ангел неторопливо подвергал нас сердечно-участливому допросу: откуда, когда приехали, чем занимаемся?

Потом он рассказал о себе. Фамилия его Петух. Перевести ее на иврит – звучит смешно, а так по-русски... Предки его с Волыни, но сам он родился в Меа-Шеарим, ортодоксальном еврейском квартале. Окончил Еврейский университет в Иерусалиме, занимается раскопками в окрестностях Храмовой горы, состоит на службе у раввината при Стене плача. И добавил с виноватой улыбкой:

- Помните, как сказано у Екклесиаста: «Время строить и время разрушать, время собирать камни и время разбрасывать...». Кабала объясняет это так: кто разрушил однажды, он же обязан восстанавливать. Кто ненавидел, обязан полюбить. Может, и вы недаром пришли сюда? Наша встреча совсем не случайная?

И обвел нас отеческим взглядом.

- Таких, как вы, я как раз и ищу – евреев с крепкими мускулами! Сезон раскопок в самом разгаре. Трудятся на участках моих слабые девушки, хилые юноши добровольцы со всего мира, галутные, изнеженные дети. А вы, я вижу – богатыри и атлеты... Мы окапываем большие камни, колонны, громадные блоки. Добровольцам моим тащить их наверх не под силу. Никакая техника подступиться не может... Хотите ли заработать деньги? Честные и очень хорошие?

Мы оживились: еще бы, деньги нам позарез нужны, какая удача! Посовещались...

- Конечно, согласны!

- Пару часов работы вечером или ночью, - объяснил нам Петух и добавил: – Г-сподь сотворил человека для наслаждений, но дал ему совесть, достоинство, гордость. Несчастен человек, которому все дают. Несчастен и вечно сир. Тот же, кто деньги добывает сам, - ликует и весел. Весел он сам, и весел его Создатель.

* * *

Если случится вам ехать по Кидронской долине, мимо Ворот милосердия, возьмите вправо, остановитесь. Взгляните наверх, на грандиозную лестницу, ведущую в никуда – глухую, крепостную стену. Увидите чистенький сад руин, мраморные дорожки, посыпанные гравием, подземные улицы, переулки и переходы. Здесь были жилые комнаты, служебные помещения левитов, их ритуальные бассейны. Это южная часть храмового двора, принадлежавшего потомкам Аарона – посредникам между Израилем и Небесным Престолом.

Прогуливаясь между мощными колоннами, поставленными в струнку, ровно и точно, не думайте, что так оно было, не обольщайтесь...

Пологий, лысый курган, изрытый глубокими шахтами и траншеями, по ночам освещался прожектором. Было пустынно, безлюдно. Горки просеянной днем земли волновали меня. Я погружал в них руки, как в пепел своих предков, и все нутро мое содрогалось. Подсаживались молча Артур и Максим, тоже пропускали землю сквозь пальцы.

Максим утверждал, что по составу, даже на ощупь, она та же, что он привез в кисете. Совершенно одинаковый прах. Такие почвы, говорил он, никогда и ничего не родят, ни здесь, ни в Бабьем Яру. Земля таких мест убита самим человеком.

Артур соглашался: земля действительно необычная, древняя. Дожди и бури, видать, никогда не меняли ее и не молодили вековые наносы. Пространство Храмовой горы, говорил он, существует в ином измерении. И это волнует его. Не ум, не душу – плоть. У плоти его и у этой земли одна и та же химическая формула, поэтому повсюду в Израиле он чувствует себя одинаково древним, значительным и великим.

Такие разговоры мне нравились, я даже завидовал им. Как умно они рассуждают, тонко чувствуя связь своих душ с родиной – всеми корнями. «Да разве найдется сила, которая сможет нас сдвинуть отсюда? Разве найдется бес, который сможет помутить рассудок? Хозяева пришли не гости!»

Мы шли в дощатый сарайчик, заваленный ведрами, граблями, лопатами, выволакивали пирамиду с лебедкой, ремни и цепи, включали прожектор и принимались за работу.

В промежутке между работой в Лужниках и в той шараге, давшей Артуру право повсюду в Москве мочиться, он подрабатывал грузчиком, чернорабочим. Этот его опыт удивительно нам пригодился. Обычно он прыгал в шахту, вязал там узлы на самых замысловатых обломках камней, капителей, колонн, каким-то особым чутьем чувствуя центр их тяжести, и был направляющим. Мы же с Максимом орудовали на лебедке.

Уставал я, конечно, зверски. Мышцы мои, привыкшие к высоким нагрузкам в спорте, здесь быстро сдавали. Весь я гудел и дымился, но виду не подавал. Все трое мы сильно бодрились друг перед другом. Закончив работу, мылись и шли к Петуху за расчетом.

Платил он нам щедро, по-царски. Даже больше, чем обещал, больше, чем мы мечтали, тут же, из своего кармана, не требуя с нас расписок, не вычитая налогов. А мы, как безумные, разбегались немедленно эти деньги тратить.