Виктор Пелевин - Чапаев и Пустота

– Я сейчас подумал, Николай… Знаешь, почему большевики побеждают?

– Почему?

– Потому, что в их учении есть живая, горячая, – он закрыл глаза и мучительно зашевелил пальцами, подыскивая подходящее слово, – полная экстаза и неги любовь к человеку. Большевизм, если принять его до конца, способен оживить какую-то высшую надежду, дремлющую в сердце, разве нет?

Второй офицер сплюнул на пол.

– Знаешь, Жорж, – сказал он мрачно, – повесили бы они у тебя тетку в Самаре, поговорил бы ты тогда о высшей надежде.

Первый офицер закрыл глаза и несколько секунд молчал. Потом вдруг сказал:

– Говорят, в городе недавно видели барона Юнгерна. Он ехал на лошади, в красном халате с золотым крестом на груди, и никого не боялся…

Анна в этот момент закуривала сигарету – услышав эти слова, она вздрогнула, и спичка чуть не выпала из ее пальцев. Я подумал, что ее надо занять разговором.

– Скажите, Анна, а что, собственно, происходило все это время? Я имею в виду, после того дня, когда мы выехали из Москвы?

– Мы воевали, – сказала Анна. – Вы хорошо зарекомендовали себя в боях, очень сблизились с Чапаевым. Говорили с ним ночи напролет. Ну а потом вас ранило.

– Интересно, о чем же это мы говорили?

Анна выпустила в потолок тонкую струйку дыма.

– Почему бы вам не дождаться его самого? Я догадываюсь о примерном содержании ваших бесед, но не хотела бы вдаваться в подробности. Это касается только вас двоих.

– Но хотя бы в общих чертах, Анна, – сказал я.

– Чапаев, – сказала она, – один из самых глубоких мистиков, которых я когда-либо знала. Я полагаю, что в вашем лице он нашел благодарного слушателя и, возможно, ученика. Больше того, я подозреваю, что несчастье, которое с вами произошло, некоторым образом связано с вашими беседами.

– Ничего не понимаю.

– Это неудивительно, – сказала Анна. – Он несколько раз пытался говорить со мной, и я тоже ничего не поняла. Единственное, в чем я уверена, это в том, что за несколько часов он способен довести доверчивого собеседника до полного сумасшествия. Мой дядя очень необычный человек.

– Так он ваш дядя, – сказал я, – вот оно что. А я уже начал полагать, что вас с ним связывают узы иного рода.

– Да как вы… Впрочем, думайте, что вам угодно.

– Ради Бога, извините, – сказал я, – но после ваших слов о раненом кавалеристе я решил что вас, возможно, интересуют кавалеристы здоровые.

– Еще один хамский пассаж, и я полностью потеряю к вам интерес, Петр.

– Значит, вы его все-таки ко мне испытываете. Это утешает.

– Не цепляйтесь к словам.

– А почему я не могу цепляться к словам, которые мне нравятся?

– Просто из соображений безопасности, – сказала Анна. – За то время, пока вы лежали без сознания, вы сильно поправились, и они могут не выдержать вашего веса.

Она явно могла за себя постоять. Но все-таки это было чуть слишком.

– Моя милая Анна, – сказал я, – я не понимаю, зачем вы так стараетесь меня оскорбить. Я абсолютно точно знаю, что вы притворяетесь. На самом деле вы ко мне неравнодушны – я это понял сразу, когда пришел в себя и увидел вас возле своей кровати. И вы не представляете, до чего я был тронут.

– Я боюсь, что вы будете разочарованы, если я расскажу вам, почему я там сидела.

– Вот как? Какие же могут быть мотивы, чтобы сидеть у кровати раненного, кроме искренней… ну, не знаю – заботы?

– Право же, мне неловко. Но вы сами напросились. Жизнь здесь скучна, а ваш бред был крайне живописен. Признаться, я приходила иногда послушать – приходила просто от скуки. То, что вы говорите сейчас, вызывает во мне куда меньше интереса.

Такого я не ожидал. Чтобы прийти в себя, я медленно сосчитал до десяти. Потом еще раз. Это не помогло – я ощущал к ней ясную и чистую ненависть высшей пробы.

– Вы не дадите мне одну из ваших сигареток?

Анна протянула мне открытый портсигар.

– Благодарю, – сказал я. – С вами очень интересно беседовать.

– Вы находите?

– Да, – сказал я, чувствуя, что сигарета дрожит в моих пальцах, и раздражаясь от этого еще сильнее. – Ваши слова будят мысль.

– Каким образом?

– Вот, например, несколько минут назад вы подвергли сомнению реальность сирени, в которой утопает этот город. Это неожиданно и вместе с тем очень по-русски.

– Что же вы видите в этом специфически русского?

– А русский народ давно понял, что жизнь – это сон. Вы знаете значение слова «суккуб»?

– Да, – сказала Анна с улыбкой, – кажется, так называется демон, который принимает женское обличье, чтобы обольстить спящего мужчину. А какая тут связь?