Николай Дежнёв - В концертном исполнении

— Ну что, падла, скурвился, легавого привел? — Могучей рукой он оторвал вора от пола, подержал для острастки на весу, но ударить не решился, зная, по-видимому, о тяжести своей руки.

— Постой, морячок, не горячись, — попридержал амбала и косой, однако не приближаясь, а наблюдая за происходившим от входа. Голос у него был блеющий и вполне соответствовал наружности. — Как объявится, велено просить.

Он хихикнул, указал заросшим щетиной подбородком на дверь у нар. Амбал по прозвищу Морячок слегка приспустил рыжего на пол и, полуволоча его по давно не мытым доскам, дотащил до двери, втолкнул в соседнюю комнату. Единственное, что заметил Лукин, освещена она была значительно лучше и на дальней ее стене висел большой яркий ковер. Дверь закрылась. Наступило молчание, нарушаемое лишь сопением Морячка и шлепаньем карт о столешницу. Косой все так же торчал у входа, по-петушиному оглядывая комнату и не вынимая руки из кармана. Лукин поставил саквояж рядом с собой, закинув ногу на ногу, достал пачку сигарет, чиркнул зажигалкой. Воздух в комнате был спертым, пахло чем-то кислым, не в последнюю очередь из-за сохших на веревке над нарами портянок. Докурив сигарету, Лукин стал уже позевывать, как вдруг внутренняя дверь открылась, и в комнату вошел среднего роста мужчина с седой шапкой крупно вьющихся волос. Лицо его было красиво мужественной, несколько тяжеловатой красотой, с которой контрастировали круглые старушечьи очки. Впрочем, он их тут же снял, положив в нагрудный карман белой рубашки, на которую сверху был надет теплый волчий жилет. Держался мужчина с достоинством, движения его были неторопливы, за каждым из них чувствовались физическая сила и тренированность тела. Лет около пятидесяти, определил Лукин на глазок, может быть, больше, но ненамного. Вещи носит недешевые, чистые, что особенно бросалось в глаза на фоне царившей в полуподвале запущенности.

— По-моему, здесь кто-то курил, — сказал мужчина, морща нос и небрежным жестом прогоняя картежников из комнаты. — А, гость? Ну, гостю позволено! Наслышан, премного наслышан, — продолжал он, подходя к столу и опускаясь на освободившийся стул. Откинувшись на его гнутую спинку, он долго и пристально рассматривал Лукина. К своему удивлению, Лукин вдруг понял, что как в манере держаться, так и во внешности между ними, пожалуй, было определенное сходство. Мужчина тем временем продолжал: — Рыжий рассказал, как вы его подловили, а еще поведал фантастическую историю, будто вы его пытали, заставляя привести сюда. Что ж, вот вы и у меня! Говорите, зачем пожаловали. Да, Морячок, — приказал он лениво, едва повернув голову в сторону амбала, — пошманай фраерка, а то, сдается мне, он рыжего обещал пристрелить. Интересно, что нам принесли в саквояжике?

Повинуясь команде, Морячок подошел к Лукину, оттолкнул его для общей острастки и потянулся к саквояжу. По-видимому, впоследствии он пожалел о своей поспешности, так как в следующий момент молча, как подобает настоящему мужчине, рухнул на пол, где и остался лежать, вдыхая исходящие от заплеванных досок миазмы.

— Неплохо, — прокомментировал мужчина, — совсем неплохо! Только зря вы горячитесь. Он ведь скоро очухается… Ну а пока у нас есть время, — усмехнулся он, — поговорим! Дайте-ка сюда вашу пушку!

Под дулом пистолетов косого и ожившей на нарах фигуры, оказавшейся бородатым мужиком, Лукин вытащил свой наган, положил его на стол.

— Теперь, будьте так любезны, саквояжик, — приказал мужчина.

— Может быть, лучше я сам? — предложил Лукин.

— Ну зачем же вам утруждаться, — криво усмехнулся пахан. — Косой, займись!

Тощий сунул пистолет в карман галифе, обошел Лукина стороной и взял саквояж. Поставив его на край стола, он немного повозился с замком и с ходу раскрыл обрамленные металлом створки. То, что представилось взгляду Косого, его поразило: глаза разом остекленели, костистое лицо сделалось белее полотна. Едва двигая губами, он произнес:

— Граната! Без чеки!

И все поняли, что он не врет, потому что чека висела на потертом рыжем боку саквояжа, привязанная шпагатом к его замку. В следующее мгновение все, кроме Лукина, лежали на полу, прикрыв головы руками. Каждый мысленно считал до трех.

Потянувшись через стол, Лукин подтащил к себе саквояж, закрыл его и, подобрав наган, отступил к стене так, чтобы видеть всех лежащих. Прошло три секунды, пять, семь! Первым поднялся пахан. Охлопывая ладонями свои брюки, он искоса посмотрел на Лукина, скривил тонкие губы.