— Может, лучше отдашь мне все свои творения сразу? — спросила я, не в силах сдержать раздражение.
— Я постоянно шлифую их, — ответила она невозмутимо, — все время вношу небольшие поправки. Мне хочется сделать их как можно лучше.
— Когда ты написала все это?
— За последние год или два. Видишь, я продолжаю добавлять, вычеркивать, переписывать. Пытаюсь сделать так, чтобы можно было читать. Хочу, чтобы все было изложено логично и последовательно. Ты можешь подкорректировать, если хочешь. Из тебя писатель лучше, чем из меня.
Мама подошла поближе и сжала мне руку — мне показалось, что она хотела утешить меня: мать всегда была не очень щедра на ласки, поэтому попробуй угадай подтекст ее редких эмоциональных жестов.
— Руфь, прошу тебя, успокойся. У всех нас есть секреты. Никто не знает даже половины правды о ком-нибудь другом, как бы близки они ни были. Я уверена, и у тебя есть секреты от меня. Сотни, тысячи. Посмотри на себя — ты даже о Йохене мне месяцами не рассказываешь.
Она протянула руку и пригладила мои волосы — это было очень необычно.
— Ну а сейчас, Руфь, поверь мне, я всего лишь рассказываю тебе свои секреты. Ты поймешь, почему мне пришлось ждать этого до сих пор.
— А отец знал?
Она помолчала.
— Нет, не знал. Он ничего не знал.
На какое-то время я задумалась об этом: о родителях и том, кем я их всегда считала. «А теперь возьми тряпку и вытри доску», — приказала я себе.
— И отец не подозревал? Или все же догадывался?
— Вряд ли. Мы были очень счастливы, а все остальное не имело значения.
— Тогда почему ты решила рассказать мне все это? Внезапно поведать мне свои секреты?
Мама вздохнула, посмотрела по сторонам, бесцельно помахала руками, пропустила волосы сквозь пальцы, потом побарабанила по столу.
— Потому, — сказала она наконец, — потому что, похоже, кто-то пытается убить меня.
Я ехала на машине домой, погруженная в раздумья, медленно, осторожно. Мне казалось, что я стала немного мудрее, хотя, с другой стороны, не была уверена, что у мамы не начинается паранойя. Ну ладно, допустим, я готова принять как истину ее странное сомнительное прошлое. Сэлли Гилмартин оказалась на самом деле — и с этим я должна была согласиться — Евой Делекторской. Но вот зачем кому-то понадобилось убивать шестидесятишестилетнюю женщину, мирную старушку, живущую в глухой деревушке, далеко от Германии, в Оксфордшире? Мне казалось, что я еще как-то могу сжиться с Евой Делекторской, но все, что касалось убийства, было принять гораздо труднее.
Я забрала Йохена у Вероники, и мы с ним пошли домой через Саммертаун в сторону Моретон-роуд. Воздух в этот летний вечер был тяжелым и влажным, листья на деревьях казались усталыми и поникшими. Три недели такой жары, а лето только началось. Йохен пожаловался, что ему жарко, поэтому я сняла с него футболку, и мы пошли домой, держась за руки, не разговаривая, думая каждый о своем.
У ворот сын спросил:
— А Людгер все еще здесь?
— Да, он погостит несколько дней.
— Людгер мой папа?
— Нет! Что ты, малыш! Я же говорила тебе, что твоего отца звали Карл-Хайнц. А Людгер — его брат.
— А…
— А почему ты так подумал?
— Он из Германии. Ты говорила, что я родился в Германии.
— Так оно и было.
Я села на корточки и заглянула сыну в лицо, взяв обе его ладошки в свои.
— Людгер не твой отец. Я никогда бы не стала тебя обманывать, мой дорогой. Я всегда буду говорить тебе только правду.
Вид у сына стал довольный.
— Обними меня, — попросила я, и он обхватил меня руками за шею и поцеловал в щеку. Я подняла Йохена и пронесла его по проходу между домами до самой нашей лестницы. Поставив малыша на верхнюю площадку, я заглянула сквозь стеклянную кухонную дверь и увидела, как Людгер вышел из ванной и теперь движется по коридору в нашу сторону, направляясь в столовую. Он был совершенно голый.
— Подожди-ка здесь, — сказала я Йохену и быстро прошагала через кухню, чтобы перехватить Людгера.
Он сушил голову полотенцем и напевал про себя. Затем встал и направился в мою сторону — его член раскачивался из стороны в сторону, пока он вытирал волосы.
— Людгер!
— Ой! Привет, Руфь, — сказал он, неторопливо прикрываясь.
— Я бы попросила тебя ходить в приличном виде, Людгер. Пожалуйста. В моем доме.
— Извини. Я думал, что тебя нет.
— Ученики все время заходят в заднюю дверь. Они могут заглянуть. Дверь-то стеклянная.
Он порочно улыбнулся.
— Какой будет для них приятный сюрприз. Но ты, надеюсь, не возражаешь?
Читать дальше