Уильям Бойд - Неугомонная

В тот вечер, когда Ромер наконец оставил их, Ева отправилась в гостиную поговорить с отцом. Она рассказала, что ей предлагают работу на британское правительство, упомянула о пятистах фунтах стерлингов в год, о британском паспорте. Отец изобразил удивление, но было очевидно, что Ромер в определенной степени успел ввести его в курс дела.

— Ты будешь британской подданной, с паспортом, — сказал он, изменившись в лице, словно у него в голове не укладывалось, как у такого человека, как он, без роду без племени, могла быть дочь — британская подданная.

— Да знаешь ли ты, что бы я отдал, чтобы только стать подданным Британии? — спросил он. — Да я бы руку себе позволил отпилить.

— Я не верю этому человеку, — сказала Ева. — С какой это стати он вдруг решил меня облагодетельствовать?

— Как ты не понимаешь, он делает это ради Коли. Коля работал на него. Коля погиб, выполняя его задание.

Ева налила себе стаканчик портвейна, выпила, сперва на пару секунд удержав сладость вина во рту.

— Работа на британское правительство — ты представляешь себе, что это значит? — спросила она.

Отец подошел к ней и взял дочь за руки.

— Есть тысяча способов работать на британское правительство.

— Я откажусь. Мне и здесь, в Париже, хорошо. И мне нравится моя работа.

Отец так сильно огорчился, что выглядел почти комично. Ее ответ прозвучал как открытое сопротивление, и у него закружилась голова. Он сел, как бы демонстрируя это.

— Ева, — сказал отец серьезно, весомо, — подумай как следует: ты должна согласиться на это. Но не ради денег, не ради паспорта, не ради того, чтобы уехать и жить в Англии. Это же так просто: ты должна сделать это ради Коли — ради своего брата.

И он показал на улыбающееся лицо Коли на фотографии.

— Коля погиб, — продолжил он тупо, почти по-идиотски, словно только сейчас ощутил реальность смерти сына. — Его убили. Как ты можешь отказаться?

— Хорошо. Я подумаю, — произнесла она холодно, решив не поддаваться на его эмоции, и вышла из комнаты. Но Ева понимала: что бы ни подсказывал ей сейчас здравый смысл — хорошенько все взвесь, не торопись, ведь это твоя жизнь — значение имело только то, что сказал отец. В конце концов, деньги, паспорт или безопасность были тут совсем ни при чем: Коля погиб. Ее брата убили. Она должна сделать это ради Коли, и все остальное неважно.

Она увидела Ромера двумя днями позже, выходя на обед, на противоположной стороне улицы. Он стоял под навесом epicene, так же, как и в прошлый раз. Но теперь он ждал, чтобы Ева подошла к нему, и, уже пересекая улицу, девушка ощутила сильное беспокойство: суеверный человек назвал бы это дурным предчувствием. Она задала себе совершенно абсурдный вопрос: не так ли чувствуют себя те женщины, которые принимают предложение выйти замуж?

Они обменялись рукопожатиями, и Ромер повел Еву в то же самое кафе. Они сели, заказали напитки, и Ромер протянул ей пухлый пакет. В нем были паспорт, пятьдесят фунтов стерлингов наличными и билет на поезд с вокзала Гар-дю-Норд в Париже до вокзала Уэйверли-стейшн в Эдинбурге.

— А что, если я отвечу «нет»? — спросила Ева.

— В крайнем случае просто вернете это мне. Никто не собирается вас принуждать.

— Но вы ведь сделали паспорт.

Ромер улыбнулся, обнажив свои белые зубы, и на этот раз Ева подумала, что, возможно, эта его улыбка совершенно искренняя.

— Вы и представить себе не можете, как легко сделать паспорт. Но я думал… — Он замолчал и нахмурился. — Я очень мало знаю вас, Ева, далеко не так хорошо, как знал Колю — но я почему-то решил, поскольку он ваш брат и вы с ним так похожи, вы скорее всего присоединитесь к нам.

Ева печально улыбнулась, вспомнив об этом странном разговоре, и наклонилась вперед: паровоз приближался к Эдинбургу. Она вытянула голову, чтобы разглядеть на черной скале замок почти такого же черного цвета, настолько черного, что казалось, замок стоял на угольной глыбе. Они медленно проезжали под скалой, втягиваясь на станцию. Между быстро плывущими облаками уже появились клочки синего: стало светлее, и небо больше не было белым и бесцветным; может быть, именно по контрасту замок и скала казались такими черными.

Ева сошла с поезда с чемоданом («Только один чемодан», — настаивал Ромер) и неспешно пошла по платформе. Ее встретят — это было единственное, что он ей сообщил. Девушка смотрела по сторонам, разглядывая пассажиров и встречающих, приветствовавших и обнимавших друг друга, вежливо отказалась от услуг носильщика и дошла до главного вестибюля Уэйверли-стейшн.