Кристофер Мур - Ящер страсти из бухты грусти

Тео прищурился, вглядываясь в монитор и пытаясь сообразить, что это значит.

— Но на стене остались следы каблуков. Она должна была повеситься сама. У нее была депрессия, она «золофт» принимала.

— По токсикологической экспертизе — нет.

— Что?

— Они сделали анализ на антидепрессанты, потому что ты упомянул об этом в отчете, но ничего не нашли.

— Здесь же написано — самоубийство.

— Написано, но данные не подтверждаются временем. Похоже, что сначала у нее был сердечный приступ. А потом она повесилась.

— Так ее убили?

— Ты хотел посмотреть рапорт. Здесь написано — остановка сердца. В конечном итоге, всех убивает именно она. Поймай пулю в голову, попади под машину, скушай какой-нибудь яд — сердце все равно остановится.

— Скушай яд?

— Это просто пример, Кроу. Не моя специальность. На твоем месте я бы проверил, не было ли у нее проблем с сердцем.

— Ты же сказал, что это не твоя специальность.

— Не моя. — Паук нажал клавишу, и где-то в темноте зажужжал лазерный принтер.

— Про мальчишку у меня немного. Могу дать тебе список подписчиков его газетного маршрута.

Тео понял, что о Бесс Линдер он получил все, что хотел.

— У меня такой есть. Как насчет списка всех известных в районе насильников?

— Это просто. — Паучьи пальчики заплясали по клавишам. — Думаешь, его сцапали?

— Ни хрена я не думаю.

— В Хвойной Бухте педофилы не найдены. Весь округ хочешь?

— Почему бы и нет?

Принтер ожил опять, и Паук ткнул пальцем во тьму:

— Все, что тебе нужно, — там. Больше я для тебя ничего сделать не могу.

— Спасибо, Гвоздодер, ты мне очень помог. — Тео ощутил позвоночником хронический припадок жути. Он шагнул в темноту и нащупал бумаги в лотке принтера. Потом повернулся к двери. — Ты меня не выпустишь отсюда?

Паук развернулся в кресле и впервые посмотрел на Тео. Поросячьи глазки сверкали из глубоких кратеров.

— Ты по-прежнему живешь в той хижине возле ранчо «Пивбар»?

— Ага, — ответил Тео. — Вот уже восемь лет.

— А на самом ранчо никогда не был, так?

— Нет. — Тео поежился. Знает ли Паук о том, как шериф Бёртон держит его за яйца?

— Это хорошо. Держись от него подальше. И вот еще, Тео…

— А?

— Шериф Бёртон постоянно проверяет все, что приходит из Хвойной Бухты. После смерти этой Линдер и взрыва бензовоза он задрыгался. Если решишь копать Линдер дальше, сильно не высовывайся.

Тео обалдел. Паук сам выдал информацию.

— Почему? — только и смог выдавить он. Паук похлопал по кармашку:

— Мне нравится твоя травка.

Тео улыбнулся.

— Ты скажешь Бёртону, что дал мне результаты вскрытия?

— Чего ради?

— Береги себя, — сказал Тео. Паук отвернулся к мониторам и нажал на зуммер.

Молли была не очень уверена, что у Чокнутой Тетки Хвойной Бухты жизнь легче, чем у Малютки-Воительницы Чужеземья. У Малютки-Воительницы все довольно просто и ясно: бегаешь в полуголом виде, ищешь себе пропитание, топливо и время от времени даешь по соплям разным мутантам. Никаких околичностей, никаких сплетен. Не нужно гадать, одобряют Пираты Песков твое поведение или нет. Если одобряют — сажают на кол и пытают. Если нет — обзывают сукой, сажают на кол и пытают. Могут натравить на тебя голодных радиоактивных тараканов или прижечь сиськи каленой кочергой, могут даже изнасиловать всей кодлой (в режиссерских версиях фильма только для зарубежного проката), но ты всегда знаешь, в каких отношениях ты с Пиратами Песков. Кроме этого, они никогда не хихикают. А хиханек Молли за день хватило выше крыши. В аптеке, например, — хихикали.

За прилавком «Лекарств и подарков Хвойной Бухты» сидели четыре бабуси, а над ними, за стеклянным окном, царственно, точно кочет над курятником, возвышался фармацевт Уинстон Краусс, любитель грязно приставать к дельфинам. Казалось, ему безразлично, что его квочки не способны правильно отсчитать сдачу или ответить на простейший вопрос, что они шмыгают в подсобку всякий раз, когда в аптеку заходит кто-либо моложе тридцати — не дай бог попросят что-нибудь неприличное, вроде презервативов. Для Уинстона главным было, чтобы квочки работали за минимальное жалованье и преклонялись перед ним как перед божеством. Он сидел за стеклом; хихиканье его не волновало.

Квочки захихикали, когда Молли возникла в дверях, и перестали хихикать, только когда она подошла к прилавку с целой коробкой мази «неоспорин».

— Вы уверены, милочка? — переспрашивали они, отказываясь брать у нее деньги. — Наверное, надо спросить у Уинстона. Вы, кажется, берете слишком много.