Сью Таунсенд - Публичные признания женщины средних лет

Крысиная Рожа номер один обнаружился в последней из проверенных мной комнат. Сказать, что он обалдел, заметив меня, значит не сказать ничего. Крысиная челюсть так и отпала при виде старой карги, вооруженной книгой «Толстой» пера А. Н. Уилсона. Впрочем, лупить славного парнишку биографией не пришлось — он резво драпанул из дома, поскользнулся на куче прелых листьев, которую я поленилась убрать с садовой дорожки, и одним скачком перемахнул стену. Вторая Крысиная Рожа оказался еще расторопнее. Я дико заорала — а ведь раньше за собой таких талантов не замечала. Что именно я орала, в журнале для семейного чтения, пожалуй, цитировать не стоит. Скажу лишь, что большинство слов из той фразы нередко пишут на заборах.

Галопом обогнув дом, я увидела, как парни отчаянно пытаются завести автомобиль. Наконец им это удалось, и они помчались по дороге в сизых облаках выхлопа, а я тщетно гналась за ними на своих двоих. Сразу за поворотом навстречу им просвистел патрульный автомобиль. Через сорок пять секунд у нашего дома стояли три полицейские машины, еще через минуту — девять.

— Жаль, не догадалась подождать минутку, — сказала я любезному офицеру, который записывал приметы крысиных рож. С тех пор я не раз повторила себе то же самое. Номерной знак оказался фальшивый, отпечатки пальцев смазанные. Так их и не поймали.

Я в очередном отеле, пытаюсь писать очередной сценарий. Действие будущего фильма происходит в Барселоне. И куда же, по-вашему, я решила поехать, когда продюсер обещал оплатить расходы? В Кромер, вот куда. Нет, не тот Кромер, который в США, и не тот, который на выезде из Барселоны, а в Кромер графства Норфолк. Должно быть, сказался факт близкого юбилея — в следующем году мне стукнет пятьдесят, — поскольку, прямо скажем, ни молодежь, ни тусовка в Кромер не ездит. Сегодня утром, с тоской разглядывая витрину соседнего магазина, я увидела ярлык «Гвоздь сезона. £7.99» на подоле преотвратной плиссированной юбки из полиэстера с кленовыми листьями по грязно-зеленому фону. Я расхохоталась во все горло (за неполные два дня пребывания здесь я уже успела привлечь немало любопытных взглядов). Пусть я не из пижонок, но «Вог» все же листаю и не припомню случая, чтобы нам пытались впарить плиссированный полиэстер.

Уходя, я забыла на прилавке магазина пачку сигарет, и уже на пороге услышала вопрос кассирши:

— Это чьи?

— Во-он той женщины в черном, — ответила одна из покупательниц.

Поблагодарив обеих, объяснив плохую память менопаузой и вообще выставив себя полной дурой, я зашагала по набережной, беззвучно повторяя романтическую фразу: «Женщина в черном». По пути мне встречались люди старше меня лет на десять, не больше, причем все в некой негласной униформе: женщины в бежевых полупальто и клетчатых плиссированных юбках, мужчины в бежевых полупальто и бежевых брюках. Одинаковые бежевые ботинки на резиновой подошве, похоже, пришлись по вкусу и тем и другим. Хотелось бы знать вот что: ждет ли и меня та же участь? Проснется ли и во мне страсть к цвету беж сразу после шестидесятого дня рождения? А как насчет перманента, к которому явно питают слабость большинство бежевых дам? Без него никак не обойтись? Возможно, пенсионная книжка выдается в комплекте с повесткой:

Настоящим Вам предписывается явиться к 13.00 в «Салон мадам Ивонны», где Вам сделают стандартный перманент. Бежевая униформа обязательна.

Будь я Великим диктатором мира, я бы запретила бежевый — цвет компромисса и робости. Но должна признаться в своих опасениях: когда нам, поколению в черном, исполнится по шестьдесят, не будет ли следующее поколение нас презирать? Не поднимет ли на смех наши черные кожаные куртки? Не станет ли наш черный нынешним бежевым?

В Кромере один-единственный бездомный. Отмыть бы его, так совсем молодой и симпатичный. Как большинство бродяг, он весь обвешан мешками с барахлом и загадочными узлами. Молчун, одет в черное. Явных признаков душевной болезни не имеет. Я попыталась представить, что довело его до убожества. Может быть, это писатель, который приехал в Кромер работать над сценарием, потерпел фиаско и теперь обречен до конца жизни околачиваться по берегу моря? Не присоединюсь ли и я к нему через пару недель?

В моем детстве нищих было хоть пруд пруди. Шагу в центре не ступишь, чтобы не напороться на бродягу, и в основном люди обходились с ними вежливо. Приглашали в дом, угощали чаем с бутербродами, вели беседы о погоде и местных новостях. Я даже завидовала их вольному житью-бытью, особенно когда какой-нибудь из них дремал в свое удовольствие на чужих ступеньках, а я тащилась в школу.