Ледяная волна захлестывает мне грудь. Я стискиваю рукой плечо, чтобы унять боль.
— Матильда… Таблетки в моем пиджаке… На стуле в прихожей…
— Нет. Я защищаю Над и дарю ей великолепный сюжет. Вы станете книгой ее жизни.
Я сгибаюсь пополам от боли, сползаю на ковер.
— Вы всегда убивали тех, кто становился вам поперек дороги. Начиная с вашего деда, который не позволял читать его мемуары, пока был жив, и кончая вашей женой, грозившей подать на вас в суд, если вы изобразите ее в книге; ну и по мелочи — высмеивавшего вас критика и академика, который повел кампанию против вас.
— Матильда… мой пиджак…
— После нашей встречи, после моих слов о вашей матери я была уверена, что вы решите ее умертвить. Из Монпелье я помчалась в «Глицинии», чтобы забрать таблетки из тумбочки. Полагала, что это вас остановит. Меа culpa. [4] Моя вина (лат.).
О подушке я не подумала.
— Но я тут ни при чем… Она сама!
— Самоубийство? Не найдя своих таблеток, своего права достойно умереть, когда сама сочтет нужным, она задушила себя подушкой? Это возможно, но читатель не поверит. Нет, я позабочусь о том, чтобы Надеж вывела в книге убийцу матери. Каким замечательным персонажем вы будете…
— Матильда… не делайте этого… таблетки, скорее…
— Мы с ней будем жить долго и счастливо, и клянусь вам, что она никогда вас не забудет.
Я пытаюсь встать, падаю, судорожно хватаясь за сердце.
— Что ж, я вас покидаю: у меня через два часа самолет. В Севеннах чудесно в это время года. Конечно же никакой отравы в торте не было. Вы сами все сделали за меня. Но когда Над найдет вас вот так, перед именинными свечами, это будет самым лучшим, как вы выражаетесь, «толчком». Началом ее романа. Не правда ли?
Я услышал, как хлопнула дверь. И умер, успев подумать, что это отличное начало.
Она вошла в кабинет и встретила взгляды трех смотревших на нее женщин. Первая выходила из красного океана справа от бензоколонки, увязшей в песке. Вторая была распята на циферблате и показывала девять часов пятнадцать минут и тридцать секунд. Третья женщина была следователем, она положила телефонную трубку и рассматривала вошедшую, Ровак Шарлотту, дата рождения 17 сентября 1982, место рождения Бобиньи-93, незамужем, курточка-косуха, черные кружева, готический имидж, на учете в полиции не состоит. Глаза посетительницы бегали вправо-влево, сравнивая лица на двух картинах, стоявших на полу у стены по обе стороны от следователя.
— Добрый день, мадемуазель Ровак. Спасибо, что пришли.
— Чего там, ладно. Как обращаться-то — «мадам следователь» или «мадам следовательница»?
— Просто мадам достаточно. Садитесь, пожалуйста. Думаю, лучше сказать вам сразу, что я не верю ни в запредельное, ни в духов, ни в Бога, ни в черта.
— А, ну ладно, тогда пока. — Шарли встала, чтобы уйти.
— Но полиция и жандармерия иногда обращаются к вам, и…
Многоточие остановило Шарли, она развернулась на потертом паркете и устремила на собеседницу вызывающе пристальный взгляд.
— Я слушаю вас, мадемуазель, — со вздохом произнесла та.
Шарли переместила жвачку за другую щеку и села.
— Вчера, — сообщила она, — я зашла на «Кристи».
Дельфина Керн никак не отреагировала, только внимательно на нее посмотрела. В других обстоятельствах ее бы насмешила эта девчонка из Бобиньи, небрежно обронившая: «Зашла на „Кристи“», как говорят: «Зашла в „Макдональдс“».
— Неслабая цена, правда? — продолжала Шарли.
— Еще бы. Притом, что это был всего лишь пейзаж.
Глаза Шарли снова устремились на «Притяжение» и «Притяжение-2», живопись маслом на листовом железе. Обнаженные тела, написанные прямо поверх ржавчины, дышали красотой, от которой ей было почему-то неловко и чуточку противно… Она выплюнула жвачку в кулак, огляделась.
— План «Вижипират»? [5] Комплекс мер французской госбезопасности по борьбе с терроризмом.
— Что, простите?
— Мусорную корзину у вас убрали.
— У меня есть измельчитель.
— Класс, — оценила Шарли и сунула жвачку в рот.
— Вам удалось поработать с фотографиями?
Шарли достала из сумки два полароидных снимка, которые передала ей следователь: два крупных плана лиц, написанных красками на кровельном железе, — и положила их на стол среди папок с текущими делами.
— Не улавливаю я этих девушек.
У Дельфины сжалось горло.
— То есть вы хотите сказать, что они действительно мертвы?
— Нет. Вообще-то не знаю. Я такого не ожидала.
Читать дальше