Как только официантка усадила их за стол, Дженни извинилась и ускользнула в дамскую комнату.
— Заказывайте любое вино, какое хотите, — сказала она Трэвису. — Я не очень привередлива.
— Я не пью, но если вы желаете…
— Нет, все в порядке. Будет мило для разнообразия.
К столику подошла официантка — явно знающая свое дело особа лет тридцати:
— Добрый вечер, сэр. Что вы будете пить сегодня? — Быстрым текучим движением она извлекла из кармана блокнотик — точно наемный стрелок выхватил шестизарядник. Профессионалка, отметил Трэвис.
— Я, наверное, подожду даму, — ответил он.
— А-а, Дженни. Она будет травяной чай. А вам принести… сейчас посмотрим… — Официантка оглядела его с ног до головы, проверила и перепроверила внешность, определила вид, приколола ярлык и объявила: — Вам какого-нибудь импортного пива, правильно?
— Вообще-то, не думаю…
— Мне следовало догадаться. — Официантка хлопнула по лбу, точно поймала себя на серьезном промахе — например, подала салат с плутониевой крошкой вместо итальянского сметанного соуса. — У нее муж пьянчуга, поэтому, естественно, она пойдет на свидание с человеком непьющим. Минеральной воды?
— Прекрасно.
Карандаш официантки зачиркал по бумаге, но в блокнотик она не смотрела, чтобы не потерять профессиональной улыбки «мы обслуживаем по высшему разряду».
— А пока вы ждете, наверное, — чесночный хлеб?
— Конечно, — ответил Трэвис. Официантка удалилась мелкими быстрыми механическими шажками и через мгновение скрылась в кухне.
Трэвис смотрел ей вслед и думал: интересно, почему некоторые ходят быстрее, чем я бегаю? Потому что они профессионалы, решил он.
Чтобы извлечь из подмышек комки туалетной бумаги, Дженни потребовалось пять минут. Спугнула ее женщина, застав перед зеркалом с задранным кверху локтем. И Дженни поспешно вернулась к столику. Трэвис, не отрываясь, смотрел на корзинку с чесночным хлебом. На столе стоял травяной чай.
— Откуда вы знаете? — спросила она.
— Телепатия, наверное. Еще я заказал чесночный хлеб.
— Да, — ответила она и села.
Они оба смотрели на чесночный хлеб, точно корзинка была кипящим котелком цикуты.
— Вам нравится чесночный хлеб? — спросила Дженни.
— Очень. А вам?
— Самый любимый.
Он взял корзинку и предложил ей:
— Возьмите?
— Не сейчас. Сначала вы.
— Нет, спасибо, у меня нет настроения. — Трэвис поставил корзинку на стол.
Чесночный хлеб лежал между ними, исходя ароматом намека. Конечно, съесть его должны оба — или никто. Чесночный хлеб означает запах изо рта. А позже между ними должен случиться поцелуй, может быть — что-то еще. В чесночном хлебе чертовски много интимности.
Они молча читали меню: она выискивала самое недорогое блюдо, которое все равно не собиралась есть; он — то, что можно есть в присутствии другого человека, не опасаясь опозориться.
— Вы что будете? — спросила она.
— Только не спагетти, — отрезал он.
— Ладно. — Дженни уже забыла, как бывает на свиданиях. Хотя наверняка вспомнить не удавалось, она полагала, что и замуж-то вышла только для того, чтобы больше никогда не переживать подобной неловкости. Это как ездить на аварийном тормозе. И Дженни решила отпустить тормоза.
— Я проголодалась. Передайте, пожалуйста, хлеб?
Трэвис улыбнулся:
— Конечно. — Он протянул ей корзинку и взял кусочек сам. Откусив, оба замерли и уставились друг на друга через стол, будто блефующие игроки в покер. Дженни рассмеялась, крошки разлетелись по всей скатерти. Вечер начался.
— Трэвис, так чем же вы занимаетесь?
— Очевидно, хожу на свидания с чужими женами.
— Откуда вы знаете?
— Официантка сказала.
— Мы расходимся.
— Хорошо, — ответил он, и оба снова рассмеялись.
Они заказали еду, и за ужином, в неловкости потихоньку нащупали какие-то точки соприкосновения. Дженни рассказала Трэвису о своем браке и о работе. Трэвис сочинил целую историческую хронику о работе разъездного страхового агента без настоящего дома и семьи.
И в этом искреннем обмене правды на ложь они поняли, что нравятся друг другу — да что там, не на шутку увлечены друг другом.
Из ресторана они выходили под руку, хохоча во все горло.
Рэчел Хендерсон жила одна в маленькой хижине, стоявшей в эвкалиптовой роще на самом краю ранчо «Пивбар». Домик принадлежал Джиму Пиву — долговязому ковбою сорока пяти лет, который с женой и двумя детьми обитал в четырнадцатикомнатном доме, построенном его дедушкой на другом краю поместья. Рэчел жила на ферме уже пять лет. И за жилье никогда ничего не платила.
Читать дальше