Петр Киле - Сказки Золотого века

За чаем сидела, очевидно, и императрица. Какова была ее реакция на слова ее августейшего супруга о смерти поэта? В дневнике 7 августа 1841 года она записала: "Гром среди ясного неба. Почти целое утро с великой княгиней, стихотворения Лермонтова..."

Великая княгиня, или герцогиня Саксен-Веймарская, Мария Павловна, отплывая из России на пароходе "Богатырь", везла с собой две книги - "Стихотворения" и "Героя нашего времени". "Подарок, которым Вы меня удостоили - сочинения Лермонтова - сам по себе был для меня слишком дорог, чтобы я не могла не предпочесть в нашем путешествии это чтение всякому другому, - писала Мария Павловна императрице из Постдама 23 августа. - Из его стихотворений лучшими в сборнике я нахожу одно под названием "Тучи" и еще две пьесы..."

12 августа Николай I подписал "высочайший приказ" об исключении из списков офицеров умерших поручика Лермонтова и капитана Жерве (он умер от ран, полученных на Кавказе) и, верно, что-то говорил императрице, ибо она в тот же писала Софи Бобринской: "Вздох о Лермонтове, об его разбитой лире, которая обещала русской литературе стать ее выдающейся звездой.

Два вздоха о Жерве, о его слишком верном сердце, этом мужественном сердце, которое только с его смертью перестало биться для этой ветреной Зинаиды".

Такое впечатление, что Николай I преследовал с особенным постоянством всех, кто был чем-то симпатичен императрице.

Известие о гибели Лермонтова на дуэли отозвалось по всей России во всех сердцах, как смерть Пушкина, и, хотя выражалось сожаление, что он погиб в самом начале великого поприща, слава его установилась неоспоримая и непреходящая, вопреки клеветам его недругов и врагов.

Весть о смерти Лермонтова коснулась двух сердец в России совершенно особым образом. Мария Александровна Лопухина 18 сентября 1841 года писала в письме к кузине поэта Сашеньке Верещагиной-Хюгель: "Последние известия о моей сестре Бахметевой поистине печальны. Она вновь больна, ее нервы так расстроены, что она вынуждена была провести около двух недель в постели, настолько была слаба. Муж предлагал ей ехать в Москву - она отказалась, за границу - отказалась и заявила, что решительно не желает больше лечиться. Быть может, я ошибаюсь, но я отношу это расстройство к смерти Мишеля, поскольку эти обстоятельства так близко сходятся, что это не может не возбудить известных подозрений. Какое несчастие эта смерть; бедная бабушка самая несчастная женщина, какую я знаю. Она была в Москве, но до моего приезда; я очень огрочена, что не видала ее. Говорят, у нее отнялись ноги и она не может двигаться. Никогда не произносит она имени Мишеля, и никто не решается произнести в ее присутствии имя какого бы то ни было поэта.

Впрочем, я полагаю, что мне нет надобности описывать все подробности, поскольку ваша тетка, которая ее видала, вам, конечно, об этом расскажет. В течение нескольких недель я не могу освободиться от мысли об этой смерти, я искренно ее оплакиваю. Я его действительно очень, очень любила".

Год спустя Елизавета Алексеевна захлопотала и прах ее внука был перевезен в Тарханы.

"Несколько лет спустя мне случилось быть в Тарханах, - рассказывала Эмилия Александровна, очевидно, выйдя замуж за Шан-Гирея, приезжала, - и удалось поклониться праху незабвенного поэта; над могилою его выстроена маленькая часовня, в ней стоит один большой образ (какого святого, не помню) и ветка Палестины, - подаренная ему А.Н.Муравьевым, в ящике под стеклом. Рядом с Михаилом Юрьевичем похоронена и бабушка его Арсеньева".

Известие о гибели Лермонтова несомненно отдалось и в душах Михаила Глинки и Карла Брюллова. По ту пору Глинка наконец закончил оперу "Руслан и Людмила", в постановке которой принимал участие и Брюллов. На премьере присутствовала императорская семья, но Николай I не вынес музыки Глинки, и она покинула театр до окончания спектакля. Бракоразводный процесс все тянулся; в Петербург приехала Екатерина Керн. Глинка писал: "Е.К. еще в 1842 году возвратилась в Петербург; я с ней видался часто, дружески, но уже не было прежней поэзии и прежнего увлечения". Вскоре Глинка покинул Россию и до конца жизни провел в странствиях. Карл Брюллов уехал в Италию уже совершенно больной и там умер.

Алексей Столыпин вышел в отставку и, будучи в Париже, перевел на французский язык "Героя нашего времени", чему бы весьма удивился бы Лермонтов; во время Крымской войны он вновь вступил на службу и храбро защищал Севастополь, после падения которого Николай I и скончался, поговаривали даже о самоубийстве царя. Столыпин, выйдя вновь в отставку, уехал за границу, он заболел чахоткой и умер на чужбине, во Флоренции. Гадалка Александра Филипповна не ошиблась. Не будучи суеверным, я не берусь объяснить, как это случилось, что она предугадала кончину как Пушкина, так и Лермонтова, ведь великие люди по природе своей выбирают свою судьбу сами. Здесь смерть, какая бы она ни была, означает лишь завершение жизнетворчества и творчества во всех их трагических коллизиях и совершенстве, в полноте бытия, что и заключает в себе свет непреходящей славы, в чем видят сущность Бога.