Курт Воннегут - Сейчас вылетит птичка!

Он схватил меня за руку и крепко встряхнул.

— Никто?

— Конечно! — Я не смог сдержать смех. — Она настолько внедрилась в твою жизнь, что ты и шага без ее сигнала сделать не можешь.

— Подрывница! — прохрипел Ларри. — Коварная кротиха, подкожное насекомое! — Он застучал пальцами по каминной полке. — Откажусь от своей привычки!

— От привычек, — поправил его я. — Когда-то пора начинать. Завтра готов?

— Завтра? — Он застонал. — Ах, завтра.

— В зале гаснет свет, и…

— Нет фонарика.

— Ты готовишься к первому номеру…

— Где же кашель? — вскричал он в отчаянии. — Я сгорю синим пламенем, как нефть в Техасе! — Дрожащей рукой он схватил телефонную трубку. — Девушка, соедините меня с Баффало. Как, говоришь, ее зовут?

— Спаркс, Эллен Спаркс.

Меня пригласили на их свадьбу, но я бы с большим удовольствием посетил публичную казнь. Я послал им вилку для солений из чистого серебра и мои соболезнования.

К моему изумлению, на следующий после свадьбы день Эллен подсела ко мне за обедом. Она была одна, с большим свертком.

— Что вы здесь делаете именно сегодня? — поинтересовался я.

— У меня медовый месяц, — заявила она игриво и заказала сандвич.

— Ага. А как насчет жениха?

— У него медовый месяц в студии.

— Понятно. — Я ничего не понял, но задавать дальнейшие вопросы было бы неделикатно.

— Сегодня я втиснула в его расписание два часа, — внесла ясность она. — И повесила в его шкаф одно платье.

— А завтра?

— Два с половиной часа — и пара обуви.

— Капелька за капелькой, песчинка за песчинкой, — продекламировал я. — Получаем берег моря, чудную картинку. — Я указал на сверток. — Это часть вашего приданого?

Она улыбнулась.

— В каком-то смысле. Это крышка от мусорного бака — она будет лежать рядом с кроватью.

Добрые известия, © 1994 Kurt Vonnegut/Origami Express, LLC

— Вот так глубина! — Осип Брозник, сжав поручень, вглядывался в гулкую тьму. После долгого подъема в гору он дышал с усилием, лысина вспотела.

— Да уж, глубина так глубина, — заметил его брат Петр, долговязый и нескладный юноша двадцати пяти лет, ежась в отсыревшей от тумана одежде. Петр хотел придумать замечание посолиднее, но не нашелся. Выработка и вправду впечатляла. Назойливый начальник шахты Боргоров утверждал, что ее пробили почти на тысячу метров на месте источника радиоактивной минеральной воды. То, что урана в шахте так и не обнаружили, ничуть не смущало Боргорова.

Петр с любопытством его разглядывал. На вид надменный сопляк, но шахтеры упоминали его имя со страхом и уважением. Люди опасливо шептались, что Боргоров — четвероюродный брат самого Сталина и далеко пойдет, а нынешняя трудовая повинность лишь ступень в его карьере.

Петра и его брата, ведущих русских мирмекологов, специально вызвали из Днепропетровского университета ради этой ямы, вернее, ради окаменелостей, которые в ней обнаружили. Мирмекология, объясняли братья бесконечному числу охранников, преграждавших им путь к цели, — отрасль науки, изучающая муравьев. Предположительно в яме скрыты богатые залежи ископаемых.

Петр столкнул вниз камень размером с голову, поежился и, фальшиво насвистывая, отошел в сторону. Ученый до сих пор переживал недавнее унижение: месяц назад его принудили публично отречься от собственного исследования Raptiformica sanguined, воинственных рабовладельцев, живущих под изгородью. Петр представил ученому сообществу свою работу — результат фундаментальных исследований и научного подхода, — а в ответ получил резкую отповедь из Москвы. Люди, неспособные отличить Raptiformica sanguinea от сороконожки, заклеймили его ренегатом, тяготеющим к низкопоклонству перед растленным Западом. Петр в сердцах сжимал и разжимал кулаки. Фактически ему пришлось извиняться, что его муравьи не желали вести себя так, как хотелось коммунистическим шишкам от науки.

— При грамотном руководстве, — разглагольствовал Боргоров, — люди способны достичь невозможного. Шахту прошли всего за месяц после того, как был получен приказ из Москвы. Кое-кто весьма высокопоставленный надеялся, что мы обнаружим уран, — добавил он таинственно.

— Теперь медаль получите, — рассеянно заметил Петр, ощупывая колючую проволоку, натянутую вокруг шахты. Моя репутация меня опережает, думал он. Вероятно, поэтому Боргоров избегал его взгляда, обращаясь только к Осипу: Осипу твердокаменному, надежному, идеологически непогрешимому; Осипу, который отговаривал Петра от публикации сомнительной статьи и сочинял за него опровержение. А теперь старший брат громко сравнивал шахту с пирамидами, висячими садами Вавилона и Колоссом Родосским.